— Да отстань ты, антихрист. Ну чего ты, дьявол, прицепился ко мне? — прервал размышления Сажина раздраженный женский голос.

— Пройдем, гражданка спекулянтка, в отделение, — послышался мужской голос.

Сажин протиснулся сквозь десяток базарных зевак и увидел, что молодой милиционер держит за локоть какую-то женщину в черном, по-старушечьи повязанном платке. Она, удерживая одной рукой ведро с лепешками домашней выпечки и задыхаясь от злости и страха, пыталась другой оторвать широкую мужскую пятерню.

— Да отстань же ты, дьявол, от меня.

Сажин недовольно сдвинул брови. «Усердье не по разуму… Конечно, в стране трудно с хлебом. Но не такие вот виноваты в этом. Может, эта бабенка от себя горсть муки оторвала, чтоб выручить копейку на что-то еще более нужное». Боковым зрением Сажин заметил, как рядом грязная рука змеей скользнула по чьим-то штанам. Сажин протиснулся к милиционеру и негромко, почти на ухо сказал ему:

— Тут карманник орудует, а вы с женщиной связались!

Милиционер зыркнул на Сажина, и тотчас выражение лица его сменилось. «Узнал, должно быть», — машинально отметил Сажин и, поведя взглядом, кивнул на тесную кучку людей.

Милиционер отпустил женщину, отчеканил: «Ясно, товарищ начальник!» — и бросился в сторону. Глядя ему вслед, Сажин почувствовал, как его схватили за рукав и буквально потащили. Настороженность тотчас сменилась усмешкой — «спасенная» им женщина тянула его в сторону от места, явно ей неприятного.

— Ой, спасибо тебе, родимый! Век христом помнить буду. Выручил ты меня от супостата. Дай тебе бог счастья, — тараторила женщина, оглядываясь не столько на Сажина, сколько в ту сторону, где милицейский свисток уже рассыпал переливчатую трель. Как всегда в таких случаях, хлынул в ту сторону народ. Раздался азартный крик «Держи вора!», лупоглазый парень по-разбойничьи засвистел в два пальца, испуганно запричитали старушки.

Наконец, женщина остановилась, отпустила руку Сажина. Поставив ведро на землю, она быстро заправила под платок выбившиеся волосы. Щеки ее тронул румянец, большие чистые карие глаза молодо блестели, а когда она повернулась в сторону базара, под темной кофтой богомолки выпукло обрисовалась высокая грудь.

— Казачка, что ли? — грубовато спросил Сажин.

— Муж был из казачьего сословия, а я нет.

— Был?..

— Его в девятнадцатом то ли анненковцы, то ли колчаки, сказывают, порубали, — голос женщины потускнел, и между бровями прорезалась четкая складка. На миг она опустила лицо. Но тут же подняла голову, и ее глаза скользнули по фигуре Сажина.

— Как же мне отблагодарить тебя, благодетеля моего?

— Да чего уж там.

Вдруг лицо женщины залила краска, и она, опустив глаза, сухо и гордо бросила:

— Не думай чего там охального. Я не шалапутная.

— Ну зачем ты так, — построжел Сажин. — Я к тебе как к человеку…

Женщина подняла глаза. Настороженность во взгляде опять уступила место женскому кокетству.