— Именно?
— Шахтеров поднимать не стоит, как не стоит тревожить всех чоновцев и партизан, обойдемся только теми, кого отберем. И надо ли выносить на бюро этот вопрос сейчас, когда мы уже приблизились к разгадке, к развязке? Очень прошу не подстегивать, не торопить нас.
Зарембо внешне спокойно выслушал ответ руководителя уездной ЧК, в раздумье постоял с минуту у стола, затем прошел к окну и, слегка побарабанив пальцами по стеклу, так и не повернув головы, ровным тоном, в котором уже не чувствовалось недавнего кипения, а, наоборот, проскальзывали нотки этакой ледяной бесстрастности, произнес:
— Ладно. Подождем.
На выходе из здания Совета Аверина остановила Елизавета Ивановна Коршунова. Заметно волнуясь, она поблагодарила за продукты питания, лекарства и одежду для больных детей. Попросила чекиста пройти в ее маленький кабинет и, понизив голос до шепота, рассказала, что Химичев настаивает на совместной поездке в Омск для встречи с ее братом. Четкого ответа она ему не дала, сослалась на большую загруженность работой. Тогда Химичев потребовал срочно взять отпуск или, в крайнем случае, уволиться и перейти на работу в кооперацию, где, по его словам, для подобных «мероприятий» можно всегда получить необходимую поддержку от «своих» людей.
— Боюсь я их, Андрей Григорьевич. И не так страшен сам Химичев, как двое других, по словам Павла, наших попутчиков и вместе с тем членов организации. Одного из них, Кирилла, я знаю, встречалась с ним впервые еще при жизни мужа, кажется, в девятнадцатом году, он в то время формировал из добровольцев отряд для войск атамана Анненкова. Вторично увидела Кирилла в августе двадцатого, одну ночь он укрывался в нашем доме. Тогда он вроде бы воевал против Советской власти на стороне войск есаула Шишкина. Хвалился, якобы ему поручали важный пост в карательном отряде есаула Ельникова.
— По вашим словам, у Кирилла довольно длинный послужной список закоренелого белогвардейца, и он из тех, кто не хочет примириться.
— О, такой, как он, на это не пойдет.
— Вы говорили, кроме Кирилла и Павла, должен быть еще один попутчик?
— Да. Ему для поездки уже выправили все необходимые документы и даже выделили подводу до самой Железинки. Еще бы, ведь там в финотделе начальник на него надышаться не может, такой золотой работничек.
— Кто это?
— Вы его знаете — Алексей Епифанов.
— Он тоже служил с вашим мужем?
— Нет, они были шапочные знакомые по Омску, в девятнадцатом году. В штабе вместе получали назначение: Саша мой — ротным в пехоту, а Алексей в армию Дутова, следователем при канцелярии казачьей бригады. А теперь, пока Кирилл займется в Омске своими делами, Епифанов должен неотлучно находиться со мной.
— И все это они вам пояснили открыто?
— Под благовидным предлогом моей личной безопасности. Кирилл, усмехаясь, говорил: «Нельзя давать женщину в обиду, в чужом городе тем более».
Аверин посоветовал ей принять предложение Химичева. Все необходимые меры безопасности будут предприняты, а официальный предлог для ее поездки имеется. Еще в прошлом году Сибревком направлял в Павлодар несколько сот семей переселенцев из России и группу детей-сирот. Документация осталась в Омске, цель командировки — отыскать и забрать все документы. Будет и официальный сопровождающий — работник укома комсомола.
Коршунова согласилась на такую поездку и попрощалась с чекистом, но, когда Аверин встал и пошел к двери, попросила его задержаться еще на минуту.
— Понимаете, Андрей Григорьевич, последняя встреча с Химичевым и Кириллом была не в аптеке, как обычно, а в доме Андрея Балина. Мы уже обо всем переговорили, и я хотела уходить, но из семейной половины вышла хозяйка и попросила меня помочь матери, которой стало плохо. Я согласилась и около часу возилась со старушкой. Пока ее успокоили, совсем стемнело, а те все разговаривали. Сначала-то я не обращала внимания, а потом невольно прислушалась. Какой-то Казанец договаривался с каким-то Астафьевым из «крестьянского союза» о совместном нападении на продпункт, но где, я не поняла. И знаете, этот Астафьев порой прикрикивал на собеседника. Он был возбужден и громко утверждал, что видел людей разных, с ним на равных держал себя даже Владимир Иванович, вот фамилии я в волнении не запомнила, то ли Игнатенко, то ли Игначук. Потом, когда хозяйка меня проводила из дома, я заметила в большой комнате мужчину, он все еще беседовал с другим человеком — по голосу, тем самым Казанцем.
Так вот, этот Астафьев из себя видный мужчина, лет так тридцати пяти, крупного сложения, голова у него слегка удлиненная, лицо правильное, симпатичное, нос прямой, крупный, как у нас раньше говорили — колун.