Забор, вдоль которого мальчик шёл к дальней калитке, был очень условным сооружением. Здесь, на окраине, участки у всех практически одинаковы, и серьезно воровать, в общем-то, ни к чему. А от пацанов, возжелавших набрать за пазуху яблок или испечь на костре пару картошин, не помогли бы и бетонные стены. Поэтому о заборах особенно не заботились. Вот и эта преграда между Колькиным огородом и территорией бабушки Серафимы представляла собой полуразваленное сооружение из редкого гнилого штакетника. Да и не на бабулину пенсию было его ремонтировать. Поэтому мальчик сразу заметил, что у соседки за помидорными грядками валяется что-то большое и белое.
– Похоже на ворох белья, – подумал Коля. – Может, воры старушку обчистили, да их кто-то спугнул?
Вообще-то брать у Серафимы ворам было нечего. Впрочем, злые языки говорили, что деньги у старушечки водятся, и немалые. Но доказательств тому не было никаких. Скорее наоборот, глядя на ветхое жилье бабы Симы и на нее саму, похожую на голодную мышку, можно было подумать обратное. Колька, например, никогда не поверил бы, что кто-то будет лопать лапшу с постным маслом, когда есть деньги на колбасу и пельмени.
Мальчик нерешительно потоптался перед дырявым забором. Было уже довольно светло, но стебли знаменитых Серафиминых помидор поднялись достаточно высоко и скрывали таинственную находку. Наконец любопытство возобладало, и Колька, озираясь по сторонам, бросил удочку и прокрался к только ему известной штакетине, державшейся на единственном ржавом гвозде. Что поделаешь, яблоки и малина в чужом огороде всегда вкуснее своих. А перелезать через ветхий заборчик было опасно для его, заборчика, жизни.
За оградой, среди помидорных зарослей, лежала сама баба Сима в белой ночной рубашке. Маленькая, худая и какая- то жалкая. Лежала на животе, повернув голову на бок, и смотрела на Кольку слегка прищуренным глазом. Мальчику показалось даже, что она слегка улыбалась.
– Пьяная, что ли? – подумал Коля, но тут же вспомнил, что соседка вообще спиртного в рот не брала.
– Баба Сима, – окликнул он, и, подойдя поближе, повторил: – Баба Сима, что с вами? Вам плохо?
Потом присел над лежащей старушкой и попытался перевернуть ее на спину, но тщедушное тело женщины оказалось неожиданно ледяным и тяжелым. Колька качнул его раз и другой, и, наконец, соседка перевернулась, а мальчик, внезапно поняв, что перед ним лежит труп, кинулся прочь, напролом через грядки, громко крича:
– Мама! Бабу Симу убили!
Глава 2
Суета вокруг мертвого тела продолжалась довольно долго, а когда, наконец, уехали и медики, и милиция, Наталье Петровне – Колиной маме – уже пора было бежать на работу. Наскоро проглотив стакан чаю и мельком глянувшись в зеркало, она чмокнула сына в висок и сказала:
– Сегодня я, наверное, задержусь. Забот будет много, сам понимаешь. Здесь у бабы Симы нет никого, а похоронные дела ждать не станут. Так что хозяйничай без меня.
– Мама, – робко спросил Коля, выходя на крыльцо за ней следом, – за что же ее?..
– Не говори глупостей! – сердить ответила мать. – Ведь ясно сказали: умерла от инсульта. Она ж гипертоник была, я сколько раз за лекарствами бегала и врача вызывала. Видимо, давление подскочило, стало бабушке плохо. Вышла на вольный воздух – и все… Даже на помощь позвать не сумела. Инсульт! Не дай Бог, я-то знаю. Насмотрелась в больнице. Хотя, быть может, нашли б ее с вечера, еще пожила бы.
– А мне так кажется, ее из-за клада, – упрямо набычился мальчик. – И раньше-то к ней подъезжали, а теперь вот чего… Теперь в пустой дом полезут!
– Да нет никакого клада! – махнула рукою Наталья. – Все враки! А то бы жила баба Сима не на нашей улице, а в Париже, и звали б ее Симона! Ну ладно, пока!
Но уже у калитки, словно бы что-то припомнив, обернулась и строго сказала:
– Смотри мне, за Серафимин забор ни ногой! Не хватало нам пересудов!
– Да что же я! – возмутился сын. – Неужели не понимаю! Поди, не маленький. Иди, будь спокойна.
И Наташа ушла.