И посторонился, пропуская ее.
Мери снова спустилась в погреб. Одна. Корнель не хотел, чтобы его присутствие повлияло на события, изменило доводы Тома. Он сел на стул против двери, которая так и осталась открытой. Настороженный. Встревоженный. Собранный.
Человек в Черном сидел на прежнем месте. Он не двигался, только пальцами шарил в пыли, коротая время. Боль в висках сделалась такой беспросветной, что лоб у него сморщился, глаза сощурились. Образ Сесили его терзал. Сесили кружилась перед ним в красном платье. Все быстрее и быстрее.
— Я знаю, что ты тогда соврал, — спокойно сказала Мери. — Тебя, и только тебя, тебя одного Тобиас пустил по моему следу.
— Да, это правда, — признался Том.
Ему тоже вдруг захотелось, чтобы все это закончилось, прекратилось. Ему надо было узнать, что скрывалось за этой картинкой. Слишком мучительно было ее нестерпимое присутствие в его пустой голове. Словно она хотела всю ее собой заполнить, словно она была смыслом его существования.
— Тобиас Рид велел мне вас уничтожить, твою мать и тебя. Для этого я и взломал вашу дверь. Я сдавил ее шею, думая, что она спит… — продолжал он.
Мери почувствовала, как ее палец сам собой напрягся на спусковом крючке пистолета, направленного на Тома.
— …Но я не убивал ее! — солгал Том. — Когда я пришел к вам, она была уже мертва. Поверь, я сожалел об этом.
— Почему? — недобро усмехнулась Мери. — Тебе хотелось посмотреть, как она умирает?
— Я знал ее. Знал раньше. До того дня, когда был ранен и потерял память. Она была частью моего прошлого. Я был в этом совершенно уверен с той минуты, как ее увидел. И с тех пор это не переставало меня преследовать. От прошлого у меня осталось только это. И еще мое имя: Том.
— Том… Так звали моего отца.
Человек в Черном побледнел:
— Твоего отца?
— Он пропал вскоре после моего рождения. Ни Сесили, моя мать, ни капитан корабля, на котором отец был матросом, так и не узнали, что с ним случилось. Он больше не вернулся, и Сесили растила меня одна. До того дня, когда ей удалось пристроить меня в семью Рид, ссылаясь на кровное родство. У нас не было выбора, иначе нам было не выжить.
— Твоего отца… — повторил Том, потрясенный открывшейся ему очевидностью, а боль, словно бушующая волна, завладела шрамом и терзала его.
Он поднес руки к вискам, стиснул их, словно хотел раздавить ладонями голову, закрыл глаза, и из глотки его вырвался горестный вой, долетевший через открытую дверь до слуха Корнеля. Мгновенно тот бросился к лестнице и скатился по ступенькам в погреб.
Мери стояла там, неподвижная, растерянная, ошеломленная этой болью, не понимая, что за ней кроется, что в действительности таится за маской человека, потерявшего память.
Теперь воспоминания настигли Человека в Черном. Казалось, они хотели бросить правду ему в лицо, наказать его этим. Всего лишь вихрь бешено кружащихся картинок, мучительных, нестерпимых. Сесили в летящем вокруг нее красном платье, с младенцем на руках. Сесили приближается к нему, чтобы поцеловать и пожелать удачного дня. Поскрипывание мачт в порту, к которому он направляется, посвистывая. Выскочившие откуда-то грабители. Их угрозы и его отказ отдать им деньги. Треск в голове, которая лопается, словно переспелый плод… А потом снова Сесили. Сесили с улыбкой притягивает его к себе, словно молит любить ее, счастливая оттого, что он наконец вернулся. Его собственные руки, большие жесткие мозолистые руки, не желавшие признавать эту истину. Его руки, которые сжимали, стискивали, сдавливали шею Сесили до тех пор, пока не заставили ее замолчать.
Боль сделалась уже совершенно непереносимой, раздирала ему душу и тело. Он повернул голову к Корнелю, застывшему на ступеньках, потом со всей силой отчаяния устремил взгляд на Мери.