У Ганса Вандерлука уже просто колики начинались от смеха, остальные поддержали его в этом, а задыхающаяся от счастья Мери прижала к себе дочку, за что сразу же и была вознаграждена залпом липких коричневых поцелуев.
— Ты-то уж точно не заскучаешь, Никлаус Ольгерсен, — сквозь смех вымолвил Ганс, щекоча крестника, который хихикал и отбивался. — У этой соплюшечки уже есть дьявольское очарование матери и она так же последовательна в действиях!
Мери бросила на него притворно разгневанный взгляд, но тут же снова утонула в океане любви к яростно сжимавшей ее в объятиях дочке.
— Я уверен, — откликнулся Никлаус, — что очень скоро тебе будет так же нескучно с собственными бандитами!
— Ох, твоими бы устами… — Вандерлук влюбленно посмотрел на жену. Они с Мод действительно намеревались в самое ближайшее время обзавестись наследниками.
— Ну-ка, ну-ка, посади меня к себе на плечи, крестненький! — скомандовал Никлаус-младший.
— Слушаю и повинуюсь, полковник! — шутливо откозырял Ганс и немедленно выполнил пожелание ребенка.
Тот раздулся от гордости. Шустрый, умный и веселый мальчик — истинный покоритель сердец — не упускал случая позабавиться и втянуть в свои шалости сестру, такую же неустрашимую и неутомимую, несмотря на то что была еще по-младенчески пухленькой и неуклюжей. В свои два года Энн знала не меньше слов, чем Никлаус-младший, но выговаривала еще не все звуки. Мери обожала, поддразнивая дочку, называть ее болтушкой, отчего малышка приходила прямо-таки в исступление. Правда, ненадолго — дуться дольше нескольких секунд не позволял характер, и по прошествии этого «срока» она тут же принималась щебетать и ласкаться. Однако оба прекрасно умели и слушаться, и помалкивать, если папа выдвигал свои требования, а мальчик начинал уже и помогать отцу, выполняя нехитрые, но требующие аккуратности и сноровки поручения — такие, к примеру, как собрать яйца в курятнике и сложить их в корзину. Правда, чаще все сводилось к куриным бегам, если не скачкам, потому что неизменный спутник Никлауса-младшего — щенок — начинал с беззлобным лаем гоняться за цыплятами, а ребенок носиться за ним, подражая тявканью. И тогда Мери с огромным трудом выдавливала из себя каплю серьезности, позволявшей выбранить обоих проказников.
Что же до Энн, также неизменно околачивавшейся поблизости от брата, то она уже научилась разбивать собранные Никлаусом-младшим яйца над салатницей и очень интересовалась готовкой. Стоило Милии или матери заняться стряпней, девочка была тут как тут, с высунутым от усердия язычком и тянущимися вроде бы к работе ручонками. Но как только кухаркам случалось отвернуться, рот шалуньи уже был полон, руки вымазаны до локтей, а мордочка сияла от радости, что удалось напробоваться вволю подобной вкусноты.
Не счесть было и случаев, когда Мери с замиранием сердца следила за тем, как оба ее ребенка карабкаются на орешник, уцепившись за нижние его ветви, и как Никлаус-младший тянет руку к сестре, чтобы помочь ей залезть вместе с ним на верхушку; за тем, как они слоняются между ногами лошадей; как зарывают посреди свинарника шкатулку, битком набитую разноцветными камешками, стекляшками, позолоченными пуговицами, собранными бог весть где, — их сокровищами, их кладами, которые они намерены были защищать до последней капли крови…
Эти двое точно были рождены для приключений!
У них хватит для этого характера, темперамента, изобретательности и воли, не говоря уж об удивительном свойстве не подцеплять никаких хворей, — а ведь без детских болезней не обходится ни один ребенок на свете. Но только не Энн-Мери и не Никлаус-младший. Они здоровы всегда!
Если бы Мери и ее муж не были убеждены, что их дети способны легко перенести все тяготы и неудобства морских путешествий, они, конечно, отказались бы от своих планов. А сами дети… в отличие от Милии, начавшей причитать и плакать, едва услышала, что хозяева намерены продать таверну и отправиться в плавание, малыши завопили в один голос: «Урррааа!!! Вот это будет весело!» — и глаза их засияли восторгом.
— Пора нам все-таки трогаться в путь, — вздохнула Мод, видя, что мужа не оторвешь от старых друзей. — До следующей остановки нам ехать довольно долго…
Сама она тоже загрустила, сразу же привязавшись к Ольгерсенам.
— Ты права, дорогая, — откликнулся Вандерлук, бережно опуская на землю Никлауса-младшего.
Они медленно двинулись к повозке, которая была к тому времени уже завалена припасами, собранными Милией в дорогу, и подарками.
— Не знаю только, скоро ли мы теперь увидимся-то, — продолжил Ганс. — А вы когда в дорогу?
— Как только сможем, так сразу и отправимся. Нужно время на то, чтобы найти покупателя, все бумаги оформить. Надеюсь, до зимы управимся, а то ведь придется выжидать еще сезон. — Никлаус вздохнул.
— Дружба не ржавеет и не убывает от времени, старина, — ответил на этот вздох Вандерлук. — Это как честь: никуда не девается. Мы всегда помним о вас. Берегите себя!