– Наоборот.
– О каком уме идёт речь? О природном? Нет, всё очень, просто очень по-дурацки выходит! Расскажи обязательно маме о том, что тебя тревожит. Мама выслушает. Она даст совет. Я не дам, потому что у меня мало опыта.
– Она не поможет. Хоть с бубном танцуй, а Тени всё равно убьют.
– Но как мы без тебя?
Опьянённая осознанием скорой утраты, Алина сжала меня в судорожных, точно последних объятиях.
Я спокойно, без всякого стеснения целовал её выпущенные волосы и приговаривал:
– Плохо, плохо. Но сейчас я живой. Я живой, Виноградинка.
– И самый близкий!
– Конечно, кто ж ещё, как не Паша Волков, незаменимый человек, от которого каждый второй без ума? Смысл в том, что незаменимых нет. Меня не станет, и придёт другой, кто-то более достойный.
– Хватит о смерти! Теперь я буду каждую минуту следить за тобой, чтобы ничего не случилось. Пусть только попробуют! Достанут, так я им задам жару!
– Ты же их не видишь, – напомнил я и вконец огорчился. – Не видишь Теней и Матери. Как поймёшь, когда бить тревогу? Вот бы узнать, когда наступит день икс.
– И как увидеть?
– Может быть, есть способ, да только он мне неизвестен. Тени прислушиваются, я это нутром чувствую.
– Где? Где они? – воскликнула Алина. – Улетайте отсюда, живо!
Высвободившись, она замахала руками, поскользнулась и кое-как удержала хрупкое равновесие. Она злилась, пока я не утихомирил её сознательно необдуманными словами.
– Тише. Они во мне. Я словно огромная сумеречная Тень. Кстати, Марк просил купить сметану для картошки. Вечером займёмся кухней. Справишься с запеканкой и нарежешь овощи?
Алина не ответила, а пошла к маме с рассеянным, устремлённым куда-то вдаль взглядом.
После законченных приготовлений к столу я вычистил грязную посуду, съел пару жареных ломтей персика в сливочном масле и поднялся к Марку с книгой, запечатанной в подарочную упаковку. Он был бледен, чахл, в общем, абсолютно плох. Не выходя из комнаты, он валялся без дела в кровати с нечитанными музыкальными журналами и старыми дисками. Поселившаяся в нём болезнь окончательно истощила его силы.
Меня переполнило сочувствие, когда он высвободился из плена тяжёлого одеяла и попытался неуклюже встать, чтобы включить ночник и похлопать меня по плечу. Я попросил лечь его обратно, и он неохотно послушался.
– Ты смотрел ёлку? – спросил Марк без ожидаемого волнения. – Как она? Она очень большая?