— Клянусь Кораном, я сдержу данное вам обещание, синьора. До завтрашнего вечера.

— Спасибо, Мулей-эль-Кадель, — взволнованно отвечала герцогиня. — Когда я вернусь в мою страну, обязательно скажу соотечественникам, что и среди мусульман нашла людей высокого благородства.

— Это будет большая честь для турецкого войска. Прощайте, синьора, точнее, до свидания.

Эль-Кадур отодвинул камни, чтобы турок, рабы и собаки могли протиснуться в лаз, и потом вернул их на место.

— Благодарю тебя, Эль-Кадур, — сказала герцогиня. — Мы обязаны тебе нашим спасением, а я, может быть, и своим счастьем.

Араб вздохнул и ничего не ответил.

— Синьора, — спросил Перпиньяно, — вы вполне уверены в благородном великодушии Дамасского Льва?

— Абсолютно, лейтенант. А у вас есть какие-то сомнения?

— Я не доверяю туркам.

— Другим доверять нельзя, но не Мулею-эль-Каделю. А ты что скажешь, Эль-Кадур?

Араб ограничился одним замечанием:

— Он поклялся Кораном.

— Чтобы все могли почувствовать себя в безопасности, пойду-ка я найду тех моряков, — сказал лейтенант. — Завтра может быть поздно, ведь янычары не перестанут рыскать в развалинах, пока не уверятся, что живых христиан там не осталось.

— На улицах есть патрули? — спросила герцогиня.

— Турки спят, — ответил Эль-Кадур. — Устали убивать христиан, презренные негодяи.

— Дай мне твой ятаган и пистолет, Эль-Кадур, — попросил лейтенант. — Мой меч уже никуда не годится.

Араб отдал ему оружие и накрыл ему плечи своим плащом, чтобы он стал похож на сына пустыни.

— Прощайте, синьора, — произнес лейтенант. — Если я не вернусь, передайте, что меня убили мусульмане.

Он нырнул в лаз и менее чем за минуту оказался у подножия башни.

Ночь стояла темная, и в тишине слышалось только ленивое тявканье собак, до отвала насытившихся человечиной.