И вдруг, к несказанному удивлению и египтян, и эфиопов, из вековых гробов послышались сладчайшие звуки, слагавшиеся в восхитительные аккорды.
Зазвучали нежные флейты саб, на которых и сегодня очень трудно играть. Особенно тяжело извлекать звук из бронзовых инструментов, впрочем, они и в ту далекую эпоху встречались редко. Слышались звуки двойных флейт, полукруглых арф и пятнадцатиструнных арф, очень популярных в ту эпоху.
Испуганные эфиопы, гораздо более суеверные, чем египтяне, отпрыгнули назад, позабыв о том, что должны защищать Сына Солнца. Даже Ата больше не бросался оборонять юношу, который, впрочем, и не собирался просить у кого-либо помощи.
И вдруг крышки саркофагов поднялись, и наружу выскочил целый легион прекрасных девушек, едва прикрытых прозрачными одеждами и украшенных богатейшими браслетами, кольцами и ожерельями. Красавицы выстроились вдоль стен крипты.
Они все были как на подбор необыкновенно хороши собой, одеты с элегантностью, подобающей танцовщицам и музыкантшам того времени, которые диктовали моду даже дочерям могущественных фараонов, и благоухали с головы до ног. В руках они держали музыкальные инструменты — флейты, арфы, систры, бронзовые кроталы (тарелочки), которые звенели, ударяясь друг о друга, треугольники, легкие наблы с длинными грифами, металлические кимвалы, звук которых громко разносился под сводами огромной усыпальницы.
— Вы кто? — крикнул Миринри, спрыгнув со ступеньки мощным прыжком юного льва. — Вы живые девушки или тени нубийских царей? Сын Солнца вас не боится!
В ответ раздался серебристый девичий смех. Не прекращая играть на своих инструментах, девушки медленно двинулись к противоположному концу крипты, где взлетала вверх широкая лестница из ценного известняка, который завозили в Египет из ливийских гор.
Миринри уже собрался броситься в другой конец мастабы и напасть на девушек, но Ата и Унис поспешили его остановить.
— Нет! — в один голос крикнули оба. — Мы не во сне, мы не грезим! Это всего лишь тени! Тут какое-то колдовство, чары Нефер!
— А я их разрушу! — отвечал юный герой. — Я не обладаю колдовской силой этой девицы, но я загоню все тени обратно в саркофаги, где они, должно быть, спали не одну сотню лет. Я не какой-нибудь простой смертный! Я Сын Солнца!
Он резко высвободился из рук Униса и Аты и снова рванулся к девушкам, которые разглядывали его не без лукавства, но тут на вершине лестницы с громким стуком распахнулась дверь, и появилась молодая женщина в расшитых золотом покрывалах, с рассыпавшимися по полуобнаженным плечам длинными черными волосами. Ее сопровождали четыре девушки со светильниками в руках. Миринри сразу остановился и крикнул:
— Нефер!
Да, на площадке высокой лестницы стояла она, колдунья Нефер. В лучах светильников она была еще более обворожительна, чем обычно. Ее горящие черные глаза буквально впились в юного фараона.
— Это ты, Нефер! — повторил Миринри. — Презренная, ты ведь предала нас? Тебе нужна моя жизнь? Ну так возьми ее!
Прекрасное лицо девушки исказила гримаса боли.
— Кто сказал тебе, о мой господин, что я предала тебя? Это я-то, готовая с радостью отдать тебе по капле всю свою кровь? Я спасла тебя, о нежный мой господин, от людей, преследовавших тебя. Если бы они тебя настигли, то привезли бы в Мемфис как пленника, и разбились бы все твои мечты, рухнули бы все надежды и планы на будущее.
— Это ты меня спасла? Но я твой пленник!
— Да с чего ты взял? Хочешь вернуться обратно в лес? Я открою все двери мастабы и храма, но куда же ты теперь пойдешь, если солдаты Пепи потопили твою лодку и у тебя даже нет оружия, чтобы отбиться? Хочешь, Сын Солнца? Один твой знак — и ты и твои спутники будете свободны.
Юный фараон молча, со все возрастающим удивлением смотрел на девушку, стоявшую на площадке широкой лестницы, завернувшись в легкую голубоватую накидку, не скрывавшую грудь. В лучах светильников ярко сверкали драгоценные камни браслетов, украшавших ее руки и ноги.
Ата и Унис даже рта не раскрыли. Казалось, они онемели от изумления.