— Пойдем, ты поклялся Кораном.

— Да, господин, — ответил албанец. — Позвольте, я помогу вам подняться по этой длинной лестнице.

— Как хочешь.

Все вышли из подземелья, оставив открытой тяжелую железную дверь, и стали подниматься. Минут через пять они были уже на просторной площадке перед замком. Паша на миг задержался в воротах, вдыхая морской воздух, потом, по-прежнему в сопровождении Мико, Санджака и четверых венецианцев, вошел в замок. Армянин же куда-то исчез.

Санджак велел показать паше множество роскошно обставленных, полных воздуха и солнечного света комнат и сказал:

— Выбирайте, господин. Та, что больше вам понравится, и будет пока служить вам узилищем.

— Хоть выспаться смогу, — проворчал паша. — Передай Харадже, в этом подземелье узник дольше трех месяцев не выдержит. А где сейчас племянница паши?

— В Кандии.

— Осаждает город?

— Да, господин.

— Конечно, в компании своего великого дядюшки, — с иронией заметил паша.

Он снова осмотрел комнаты и выбрал самую просторную и полную свежего воздуха. Ее остроконечные мавританские окна выходили на Средиземное море, которым можно будет подолгу любоваться.

— Выйдите все и дайте мне поспать, — сказал паша, устало рухнув на широкую кровать, покрытую красивыми шелковыми одеялами.

— Ступайте, — велел Мико Санджаку и венецианцам. — Я хочу удостовериться, что паша заснул, а потом вас догоню.

Албанец проводил их до двери, но не потому, что не доверял венецианцам, дело было в другом; он подождал несколько минут и, не уловив никакого шума на мраморной лестнице, вернулся в комнату и быстро подошел к кровати. Услышав его шаги, старый воин-азиат рывком сел на постели и грозно крикнул:

— Значит, здесь меня и должны задушить? Ты палач, вернее, один из палачей Хараджи? Делай свое дело быстрее, я больше своей жизнью не дорожу.

Албанец достал из-за широкого пояса красного шелка два ятагана и пистолет и положил на постель со словами:

— Мой господин, вот оружие, чтобы вы могли защищаться, если кто-нибудь захочет причинить вам зло. Но здесь в замке есть человек, который охраняет вас, и горе тому, кто посмеет вас тронуть.

— Кто он?

Албанец склонился к паше, словно боялся, что его слова могут услышать, и тихо сказал: