— Врач пока ничего не может сказать, синьора. Пуля все еще в теле пациента, и извлечь ее не получается.

— Значит, он умрет! — испуганно вскрикнула Элеонора.

— Что ты такое говоришь, синьора? Я в Никозии тоже получил пулю в грудь, и никто не смог ее вытащить, однако я до сих пор жив, и она меня ни капельки не беспокоит. Когда ей надоест шляться по моему телу, она обнаружится где-нибудь под кожей, и я ее сам выну, сделав простой надрез.

— Ох, от ваших слов у меня отлегло от сердца.

— Не могу сказать, что состояние виконта так уж хорошо. Рана тяжелая, и быстро она не заживет.

— Я могу увидеть его?

— Я ведь тебе обещал. Но прежде чем мы дойдем до Хусифа, ты научишь меня твоему знаменитому удару. Мне не терпится его усвоить.

— Научу, но не сейчас. Завтра, когда подойдем к Хусифу, или уже у Хараджи.

— О, только не при ней, — живо отозвался мусульманин. — Другой возможности может уже не представиться.

— То есть вы хотите сказать, что она убьет меня раньше, чем я научу вас этому приему? — сказала герцогиня с горькой иронией.

— Я не в состоянии угадать мысли этой странной женщины, — отвечал Метюб. — Пойдем, синьора, надо торопиться, уже стемнело.

Он снял с себя белый шерстяной плащ с широкой красной полосой по подолу и с серебряными кистями и накинул его на плечи герцогини, надвинув ей капюшон до самых глаз.

— Пойдем, синьора.

Они вышли из каюты и поднялись на палубу. У бортов дежурили редкие часовые, поскольку в этот час море было спокойно, царил штиль, который на недели обездвиживал корабли, курсировавшие в межтропических зонах.

Однако герцогиня сразу заметила человека в длинном темном плаще, он махнул ей рукой.

Это был поляк.

Вслед за Метюбом она пересекла верхнюю палубу, спустилась на батарею, освещенную двумя фонарями, и вошла в узкое помещение, служившее лазаретом.

В палате было две дюжины подвесных коек, чтобы раненые и больные не страдали при сильной качке. На одной из коек, сгорбившись, сидел старый турок с длинной белой бородой, желтым пергаментным лицом и смуглой, как у арабов, кожей.

— Он там, — сказал Метюб, обернувшись к герцогине. — Я подожду тебя на палубе.

Герцогиня подошла к койке, над которой горела подвешенная на стене лампа.