В окоп спрыгнул командир роты, капитан Стекольщиков, совсем молоденький, даже моложе Гуляева, с залихватскими усиками, насмерть перепуганный, но державший себя в руках.

— Скоро снова атакуем, — сказал капитан. — Приказ генерала Буняченко. Доведите до личного состава. Готовность десять минут.

И ушел через траншею к другим командирам.

Гуляев понял, что следующая атака точно станет смертельной. Ни у кого больше не осталось сил, наступление захлебнулось. Да и желания воевать на лицах солдат он не видел.

Он привалился спиной к грязной стенке окопа и закрыл глаза, и от запаха гари вокруг вдруг вспомнился ему снова белый червь посреди сгоревшей церкви, и вспомнилось, что еще ночью он приготовился к одному из вариантов развития событий.

Иван осмотрелся вокруг. С ним в окопе сидели трое его бойцов и еще два — из соседнего взвода, их имен он не знал, да и ни к чему оно.

Сейчас или не сейчас?

Ждать приказа атаковать?

Гуляев вздохнул, расстегнул китель и сунул руку за пазуху — там еще с ночи лежал припасенный для этого решения обрезок белых кальсон.

— На хер все, — прошептал он пересохшими губами и полез из окопа.

Вылез на насыпь и, пригнувшись, погнал короткими перебежками от дерева к дереву, одной рукой снимая с плеча MP-40, а другой доставая из-за пазухи белый платок.

Пересохли губы, колотилось сердце, в голове билась одна только мысль: «Убьют или нет? Свои убьют или чужие?»

Увидев уже мелькающие за насыпью зеленые каски, бросил автомат в траву, взмахнул рукой с белым платком.

Но не успел ничего крикнуть.

Его сбили с ног, плотно ударили темечком об дерево, прижали к земле.

В глазах потемнело, каска съехала на лоб.

Поправив каску, Иван увидел перед собой перекошенное яростью лицо Дениса Фролова.

— Ты что?!

Фролов навалился на него всем телом и орал нечеловеческим голосом, брызгая слюной. Он хлестал Ивана ладонью по щекам и повторял одно:

— Ты что творишь?! Ты что?! Ты что…