«Вреда много, а пользы мало»: о романе

Проза в классицизме всегда играла подчиненную роль: прозой писали проповеди, произносили торжественные речи по разным поводам, писали письма, публицистические сочинения; первые исторические изыскания Татищева тоже были написаны прозой. При этом самой горячей читательской любовью пользовались романы.

Что же это были за романы? Излюбленные в Петровское время «гиштории» и рыцарские романы стали достоянием низших слоев общества, предпочитающего лубок: в лубочных листах распространялись давно любимые публикой истории о Еруслане Лазаревиче, Бове-королевиче и Петре ЗлатыхКлючей. Елизаветинские времена тоже были богаты авантюрными повестями, схожими с «гишториями» Петровских времен: «Повесть об Александре», «История о российском купце Иоанне», «История о царевиче Ярополе» и проч. К середине века образованная публика предпочитала переводной роман – того же Фенелонова «Телемака» (вышел в 1747 году в переводе Хрущева), «Аргениду» Барклая (перевод Тредиаковского был издан в 1751 году), «Приключения маркиза Г*» аббата Прево (перевод Елагина и Лукина, 1759). Оригинальные русские романы стали появляться во второй половине века.

Первым русским романистом был Федор Эмин – человек неизвестного происхождения, с чрезвычайно запутанной биографией, который был католиком, затем магометанином, некоторое время жил в Турции, где служил янычаром, потом в Лондоне у русского посланника крестился в православие и прибыл в Россию, где стал преподавать итальянский язык в Сухопутном шляхетском корпусе. В 1764 году вышел его отчасти автобиографический авантюрный роман «Непостоянная фортуна, или Похождения Мирамонда». Роман тоже напоминает «гиштории»: его герой, турецкий юноша Мирамонд, отправляется учиться за границу, терпит кораблекрушение, попадает к пиратам, на войну, влюбляется в египетскую принцессу Зюмбулу – и, в конце концов, все преодолевает. За «Непостоянной фортуной» последовал политико-авантюрный роман «Приключения Фемистокла», а в 1766 году – «Письма Эрнеста и Доравры», подражание «Новой Элоизе» Руссо – иногда даже с прямыми заимствованиями, разве что герои Эмина равны по положению, они оба дворяне, но Эрнест беден и к тому же женат.

Эмин знал четыре языка и много переводил. Переводами занимались и его коллеги по Сухопутному шляхетскому корпусу; романы печатались в типографии корпуса и пользовались большим читательским успехом.

Федор Эмин отличался демократическими убеждениями – и даже сумел некоторые из них высказать в «Непостоянной фортуне». Социальные и философские вопросы, над которыми задумывается эпоха, постепенно просачиваются в романы, которые до сих пор не избавились от клейма низкого жанра. Например, Михаил Херасков сделал героем романа «Нума Помпилий, или Процветающий Рим» (1768) идеального мудрого монарха и с гневом писал о неправедных судьях, развращенных вельможах, о безобразии войн и рабства.

А вот Михаил Чулков отдал дань, скорее, низкому жанру: его авантюрно-бытовой роман «Пригожая повариха, или Приключения развратной женщины» (1770) – откровенный рассказ от первого лица о жизни «сержантской вдовы», хорошенькой Мартоны, которая, оставшись без средств к существованию после смерти мужа, стала содержанкой. Он заставляет вспомнить скорее о «Фроле Скобееве». Однако и здесь автор заставляет сочувствовать Мартоне, которая не столько развратна, сколько несчастна, бесприютна и не видит никаких других способов выжить, кроме как кочевать от любовника к любовнику: «Не знала я обхождения людского и не могла приискать себе места, и так сделалася вольною по причине той, что нас ни в какие должности не определяют».

Сумароков был горячим противником романов; он считал, что романы пишут люди низкого происхождения для развлечения невзыскательного читателя. Он даже посвятил этому жанру небольшую критическую статью («О чтении романов»), где говорил о вреде романов в целом. Исключение он делал только в отношении «Дон Кихота» и «Телемака» Фенелона: «Романов столько умножилось, что из них можно составить половину библиотеки целого света. Пользы от них мало, а вреда много. Говорят о них, что они умеряют скуку и сокращают время, то есть: век наш, который и без того краток. Чтение Романов не может назваться препровождением времени; оно погубление времени. Романы писанныя невежами читателей научают притворному и безобразному складу, и отводят от естественного, который един только важен и приятен». А ведь в Европе к тому времени, как он написал эти строки, уже увидели свет и «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо, и «Приключения Гулливера» Джонатана Свифта, и «Манон Леско» аббата Прево… На русском языке уже вышли и «Манон», и «Задиг» Вольтера, и «Молль Флендерс» Дефо, и «Похождения Жиль Бласа» Лесажа, – но Сумароков по-прежнему считал, что художественная проза не просвещает человека и не исправляет нравы, а только занимает время.

И Сумароков, и Херасков, и Эмин, и Чулков издавали журналы. XVIII век – время появления в России толстых журналов и, разумеется, журнальной полемики.

Немного о свободоязычии: журналы XVIII века

Первые журналы появились при императрице Елизавете Петровне – «Примечания» и «Ежемесячные сочинения», которые прилагались к «Санкт-Петербургским ведомостям» (издатель Миллер, он же Мюллер), затем сумароковская «Трудолюбивая пчела» (с 1759 года) и «Полезное увеселение» Хераскова (выходил в 1760–1762 годах). Журналы публиковали в основном поэзию, переводы, публицистику. «Трудолюбивая пчела» была довольно кусачей: в ней публиковалось много сатиры и критики.

«Полезное увеселение» Хераскова не разделяло критического и сатирического пыла Сумарокова, отчего он с этим журналом в конце концов сотрудничать не стал. Увеселительным журнал тоже не был: он в основном публиковал лирику – и лирику в основном философскую, – как правило, о бренности бытия. В журнале много говорилось об исправлении пороков и самосовершенствовании. В круг авторов «Полезного увеселения» входили литераторы, впоследствии ставшие крупными величинами: Денис Фонвизин, Ипполит Богданович – будущий автор знаменитой «Душеньки», Василий Майков – будущий автор ироикомической поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх».

В 1769 году стали выходить «Трутень», издаваемый просветителем Новиковым, и «Всякая всячина», чьей издательницей была сама императрица Екатерина II. Между этими двумя журналами сразу завязалась полемика: Екатерина полагала, что сатира должна быть «улыбательной», что ее цель – мягко посмеиваться над устаревшими нравами и предрассудками, «Трутень» был склонен жалить и негодовать по поводу крепостного права, произвола помещиков, взяточничества и прочих безобразий российской жизни. «Трутню» в этой полемике пришлось тяжелее, поскольку на стороне «Всякой всячины» была не только уютная усмешка императрицы, но и весь репрессивный аппарат Российского государства. Новикову пришлось сначала умерить резкость критики, а потом и вовсе отказаться от издания журнала.

На смену «Трутню» пришел новиковский же «Пустомеля», который закончился на втором номере (однако Денис Фонвизин успел напечатать в нем свое знаменитое «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке»). А затем – лучший, вероятно, журнал XVIII века «Живописец» (он издавался с 1772 года), с которым сотрудничали Новиков, Радищев, Сумароков, Фонвизин – а иногда печаталась и сама императрица.

Екатерина II активно публиковалась и в журнале «Собеседник любителей российского слова», который издавала с 1783 года Российская Академия, созданный по образцу Французской академии центр по изучению русского языка и литературы. Ее возглавляла княгиня Екатерина Дашкова, президент тогдашней Академии наук; Дашкова редактировала журнал, а императрица, с которой она с юности состояла в дружеских отношениях, обсуждала с ней редакционную политику и часто давала в журнальные номера свои тексты (большинство их печаталось анонимно, но все знали, кто стоит за журналом).

Первый номер журнала открылся одой Державина «Фелица». В «Собеседнике» печатались если не все, то многие крупные поэты, писатели, драматурги – в том числе Гавриил Державин, Михаил Херасков, Денис Фонвизин, Яков Княжнин, Василий Капнист, Ипполит Богданович, Иван Дмитриев, Юрий Нелединский-Мелецкий, Ермил Костров и др.

Императрица публиковала в каждом номере свои «Записки касательно русской истории» и сатирические заметки «Были и небылицы», в которых намеками и обиняками, с юмором говорила о том, что ее не устраивает при дворе и в государстве. В ее невинных шутках нередко была ощутима скрытая угроза.