Поэт и государь

Поэзия Петровского времени по-прежнему дидактична. Это не свободное излияние чувств, а выполнение поставленной задачи. Чаще всего это по-прежнему проповедь – или, учитывая изменившиеся времена, – публицистика.

Петр I очень заботился о распространении своих идей в обществе – для этого ему нужен был и театр, и основанная им первая русская газета. И конечно, ему нужны были талантливые ораторы, которые могли бы объяснять народу суть происходящих перемен. Главным местом для разговоров с народом напрямую оставался церковный амвон, главной формой разговора была проповедь. Поэтому Петр призывает к себе начитанных, образованных, хорошо владеющих словом проповедников.

Одним из них стал Стефан Яворский, игумен Пустынно-Никольского монастыря, которому Петр предложил архиерейскую кафедру в Рязани, когда услышал его проповедь на похоронах фельдмаршала Шеина. Стефан Яворский затем сделал серьезную карьеру, став президентом Синода после упразднения патриаршества, – однако служебные обязанности его тяготили, так же как и близость к двору: Стефан Яворский быстро разочаровался в политике Петра и стал его противником. В творческом наследии его основное место занимают проповеди, превосходные образцы ораторского искусства эпохи барокко – тяжеловесные, перегруженные аллегориями, метафорами, сложными сравнениями, риторическими фигурами (недаром он был автором учебника риторики). Стихи занимают сравнительно небольшое место – и это в первую очередь стихи на злобу дня, например, «Стихи на измену Мазепы, изданные от лица всей России».

Стефан Яворский писал стихи на русском, церковнославянском, польском и латыни. В стихах его заметно барочное влияние: столь популярная в культуре барокко тема смерти, мимолетности жизни особенно ясно звучит в его эпитафии Димитрию Ростовскому:

Эта эпитафия стала популярным духовным песнопением, ее текст часто помещали на лубочных картинах с изображением смерти в виде скелета и ангела с мечом, приходящих за человеком.

Куда более разнообразно поэтическое наследие Феофана Прокоповича, который – по мере отстранения Стефана Яворского от дел – стал фактически главой Русской церкви, а затем и юридически – главой Синода.

Феофан Прокопович – в отличие от консерватора Стефана Яворского – был очень близок по духу Петру I. Он учился в Киеве, в Польше, затем в Риме, где изучал не только богословие, но и поэзию, историю, риторику, философию. С кафедры проповедника он объяснял смысл реформ, защищал мирскую власть, говорил о пользе знаний и необходимости просвещения для искоренения пороков. В своей трагедокомедии «Владимир» (так автор сам обозначил жанр произведения) он изобразил противостояние князя Владимира языческим жрецам, которых назвал Жеривол, Пиар и Курояд, – но, конечно, зритель понимал, что здесь изображены отношения царя Петра и духовенства, которое сопротивляется его реформам. Именно «Владимир» заложил традицию создания трагедий на материале отечественной истории. Кстати, сатирическим изображением духовенства в своей трагедокомедии он не ограничился: даже в «Духовном регламенте», законе, определявшем положение Православной церкви, который он написал по просьбе царя, Феофан Прокопович сатирически изображает духовенство, в особенности монахов – тунеядцев и мятежников: «Разсуди всяк благоразумный, сколько тысящ в России обретается ленивых таковых прошаков, толикож тысящ не делают хлеба, и потому нет от них приходу хлебнаго. А обаче нахальством и лукавым смирением чуждые труды поядают, и потому великий хлеба расход вотще. Хватать бы таковых всюды, и к делам общим приставлять»[28]

Крупнейший русский сатирик XVIII века Антиох Кантемир во многом следует по стопам Прокоповича – а иногда и просто перефразирует его проповеди.

Прокопович дал русской литературе и образец торжественной оды – «Епиникион», написанный на трех языках – русском, латинском и польском, – в честь победы под Полтавой. Петр изображен на поле Полтавской битвы. Некоторые исследователи находили, что Пушкин в своей «Полтаве» наследует Прокоповичу, опирается на его текст (впрочем, практически любое изображение битвы в одах XVIII века так или иначе наследует «Епиникиону»):

Иногда Прокопович отдает дань «ученой», высокой поэзии, а иногда его стихи приближаются к народной песне – таково, к примеру, стихотворение «Плачет пастушок в долгом ненастьи»:

Феофану Прокоповичу мастерски удаются эпиграммы («К лихорадке», «К Селию»), он прекрасно владеет малой формой:

Он позволяет себе шутить – к примеру, его перу принадлежит целый цикл «Благодарение от служителей домовых за солод новомышленный домовому эконому Герасиму»: отец Герасим умел варить отличное пиво, и все обитатели дома, включая даже «малых детей» (то есть школьников), его за это благодарят. Этой улыбки никак невозможно найти у серьезнейшего Стефана Яворского – и здесь тоже Прокопович гораздо ближе по духу к Петру. Недаром надгробная речь Петру, которую он произнес, пронизана глубоко личным чувством утраты:

«Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великаго погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? Ох, как истинная печаль! Ох, как известное наше злоключение! Виновник безчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший прямый сый отечествия своего отец, которому по его достоинству добрии российстии сынове безсмертну быть желали, по летам же и состава крепости многолетно еще жить имущаго вси надеялися, – противно и желанию и чаянию скончал жизнь и – о, лютой нам язвы! – тогда жизнь скончал, когда по трудах, безпокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех жить нечто начинал»[32].