— Монте Паски, — объяснила Ева-Мария, — крупнейший меценат Сиены. Все, что сейчас нас окружает, было бы невозможно без финансовой поддержки ассоциации.

Президент банка посмотрел на меня с легкой улыбкой, как и его жена, цепко повисшая на руке супруга. Элегантность дамы затмевала ее возраст, и хотя я тщательно оделась для торжественного вечера, при взгляде на мадам поняла, что мне предстоит еще многому научиться. Банкирша даже шепнула это своему мужу — по крайней мере, мне так послышалось.

— По мнению моей супруги, вы этому не верите, — не без скрытого вызова пошутил президент. Акцент и некоторая театральность делали его речь похожей на декламацию лирических песен. — Возможно, мы производим впечатление… — секунду он подбирал слово, — слишком гордых собой?

— Не совсем так, — ответила я. Щеки у меня горели от пристального внимания собравшихся. — Мне лишь показалось парадоксальным, что существование дома Марескотти зависит от щедрости Салимбени.

Президент отметил мою логику легким кивком, словно соглашаясь, что высокие эпитеты Евы-Марии вполне оправданны.

— Да, это парадокс.

— Мир вообще полон парадоксов, — произнес кто-то у меня за спиной.

— Алессандро! — игриво воскликнул президент банка, внезапно переменив тон. — Вы обязательно должны познакомиться с синьориной Толомеи. Она невероятно… сурова ко всем нам. Особенно к вам.

— Не сомневаюсь! — Алессандро взял мою руку и поцеловал с наигранной галантностью. — В противном случае мы бы не поверили, что она Толомеи. — Он взглянул мне прямо в глаза, прежде чем отпустить руку. — Не так ли, мисс Джейкобе?

Это был странный момент. Алессандро явно не ожидал встретить меня на концерте, и его реакция была неприятна и мне, и ему самому. Но я не виню его за допрос с пристрастием — в конце концов, я ему не перезвонила, после того как он заходил в гостиницу три дня назад. Все это время его визитка лежала на моем письменном столе, как плохое предсказание из китайского печенья, и лишь сегодня утром я наконец разорвала ее надвое и бросила в мусорную корзину, рассудив — если он действительно хотел меня арестовать, давно бы так и сделал.

— Не правда ли, Джульетта сегодня выглядит особенно прелестно, Сандро? — сказала Ева-Мария, неправильно растолковав напряжение между нами.

Алессандро выдавил улыбку:

— Колдовское очарование.

— Си-си, — вмешался в разговор президент банка, — но кто охраняет наши деньги, пока вы тут?

— Призраки Салимбени, — ответил Алессандро, по-прежнему глядя прямо мне в глаза. — Это огромная сила.

— Баста! — Довольная в душе его словами, Ева-Мария притворно нахмурилась и хлопнула его по плечу скатанной программкой. — Все там будем рано или поздно. А сегодня давайте наслаждаться жизнью.

После концерта Ева-Мария настояла, чтобы мы поехали куда-нибудь ужинать втроем. Когда я запротестовала, она пустила в дело козырь своего дня рождения и сказала, что в эту особенную ночь, «когда она перевернет очередную страницу возвышенной и жалкой комедии жизни», ее единственное желание — поехать в любимый ресторанчик с двумя любимыми людьми. Как ни странно, Алессандро не возразил ни словом. В Сиене явно не принято противоречить крестным матерям в день их рождения.

Любимый ресторан Евы-Марии был на улице Кампане, то есть на территории контрады Орла. Ее любимый столик, как я сразу догадалась, стоял на высокой веранде снаружи, напротив закрытого на ночь цветочного магазина.

— Стало быть, — сказала она мне, заказав бутылку игристого белого вина и легкую закуску, — оперу ты не жалуешь.

— Вовсе нет! — запротестовала я, сидя в неловкой позе — мои скрещенные ноги едва умещались под столом. — Я обожаю оперу. Домоправитель моей тетки без конца слушал оперную музыку, особенно «Аиду». Дело не в этом… Аида по сюжету была эфиопская принцесса, а не чучело, разменявшее шестой десяток и шестидесятый размер одежды, извините.