— Какое ужасное предположение!
— Ну ладно, еще раз с днем рождения. — Я отпила вина. — И спасибо за все. — Я тяжелым взглядом впилась в Алессандро, заставив его посмотреть мне в глаза. — Не беспокойтесь, я надолго не задержусь.
— Не сомневаюсь, — холодно ответил он. — В наших краях для вас слишком мирно и пресно.
— Я люблю мир.
В темной зелени его глаз мне почудилось предупреждение, словно в глазах молодого человека на мгновение проглянула его душа. Зрелище, признаюсь, было пугающим.
— Просто бросается в глаза.
Решив не отвечать, я сжала зубы и уткнулась в тарелку с закуской. К сожалению, Ева-Мария не разобралась в тонких нюансах эмоций, заметив только мое разгоревшееся лицо.
— Сандро, — с флиртующей, как ей казалось, интонацией проворковала она. — Почему ты еще не показал Джульетте город? Ей бы очень понравилось!
— Не сомневаюсь. — Алессандро проткнул оливку вилкой, но есть не стал. — К сожалению, у нас тут нет статуй Русалочек.
Теперь я точно знала, что он проверил мое дело и нашел все, что числилось по Джулии Джейкобе, рьяной участнице антивоенных выступлений, которая в свое время, не успев вернуться из Рима, полетела в Копенгаген протестовать против вмешательства Дании в военный конфликт в Ираке и допротестовалась до акта вандализма над андерсеновской Русалочкой. К сожалению, некому было объяснить Алессандро, что все это было ужасной ошибкой и Джулия Джейкобе полетела в Данию с единственной целью — доказать сестре, что ей не слабо.
Хлебнув коктейль из ярости и страха, от которого голова пошла кругом, я, как слепая, потянулась к хлебной корзинке, стараясь не выдать охватившей меня паники.
— Но у нас много других прелестных статуй! — Ева-Мария перевела взгляд с меня на Алессандро, пытаясь понять, что происходит. — И фонтанов! Обязательно отведи ее к Фонтебранда…
— Может, лучше на улицу Недовольных — виа де Мальконтенти? — предложил Алессандро, перебив Еву-Марию. — По ней уводили на виселицу преступников, а жители швыряли в них отбросы и мусор.
Я спокойно выдержала его холодный взгляд, чувствуя, что в прятки можно больше не играть.
— И всех вешали? Или были помилованные?
— Некоторым казнь заменяли изгнанием. Они покидали Сиену и никогда не возвращались. В обмен им оставляли жизнь.
— А, понятно, — желчно сказала я. — Как, например, и в случае вашей семьи, Салимбени. — Украдкой я посмотрела на Еву-Марию, которая буквально онемела (первый раз за все время нашего знакомства). — Или я ошибаюсь?
Алессандро ответил не сразу. Судя по тому, как заходили желваки у него на щеках, ему очень хотелось ответить мерой за меру, но в присутствии крестной мамы он этого сделать не мог.
— Семья Салимбени, — сказал он, наконец, напряженным голосом, — в 1419 году была лишена всех владений и выдворена за пределы Сиенской республики.
— Навсегда?