– Жаль, что ночь не постарается и…
– Хватит.
– Мансун становится настоящим врагом, когда до войны доходит, – изрек Аеси.
Солнце прыгало, путаясь в корявых ветках, и больно било в глаза. Я закрыл их и тер, пока зуд не почувствовал.
– Наш Король желает, чтоб война эта окончилась до дождей. Сезон дождей приходит с наводнениями, приходит с болезнями. Ему нужна победа, и нужна – поскорее.
– Мне он не король, – буркнул Найка.
Я сел и расслышал шум реки. Должно быть, меня оттащили к краю соляной равнины, потому как, перекатившись, я увидел просторный луг. Трава высокая и желтая, она жаждала сезона дождей, о каком Аеси говорил. Вдалеке жирафы, кивая и раскачивая головами, ощипывали листву с высоких деревьев. Сквозь буш, шурша, пробирались казарка, кот и лиса. Над головой стайка песчаных куропаток подзывала семейство в воду. Я чуял льва и скот, еще помет газели. Нога задела за что-то твердое, режущее.
– Вулканическое стекло. В этих краях оно не водится, – сказал я.
– Должно быть, его оставил человек, что до тебя тут был. Или, может, ты считаешь, что ты первый?
– Что вы со мной сделали?
Аеси повернулся ко мне:
– У тебя мозг огнем горел. Мог бы всего тебя спалить.
– Еще раз так сделаешь – убью.
– Попробуй. Помнишь, как много лун назад, еще в Конгоре, я гнался за тобой по той торговой улице? Ум каждого на улице был в моей власти, кроме твоего и… этого… твоего…
– Я помню.
– Твой ум был мне близок из-за Сангомы. Ты же чувствовал это, разве нет? Ее заклятье из тебя уходит. Ты утратил его, когда выбирался из Мверу.
– Я до сих пор могу двери открывать.
– Есть двери и двери.
– Я и с тех пор от мечей не прятался.
– Потому как ты козлик, что выискивает мясника.