Красный подразумевал вовсе не радиоэфир, но, как ни странно, его поняли.

— Ты и это умеешь?

— Нужно пробовать. И желательно не здесь, а то обшивка дирижабля может дать сильные помехи.

Конец марта на Алтае не самое лучшее время года. Хуже только апрель с бурным таяньем снега и скачками температуры от плюс пятнадцати днём, до двадцатиградусного мороза ночью. И лучше долбить застывшую землю, чем вычерпывать жидкую грязь из превратившегося в болото окопа. Так-то оно, конечно, в каждом взводе есть одарённый почвенник для обустройства позиций, но его сила не бесконечна. Вот как сейчас.

— Глеб Егорыч, на кой чёрт мы тут копаем? — старший унтер-офицер Чапаев устало сел прямо в сугроб. После двухсотого метра окопа в каменистой земле и с одновременным упрочнением бруствера, ноги плохо держали взводного почвенника. — С кем мы тут воевать собрались?

— Тебе не всё ли равно, Василий Иваныч? — усмехнулся зауряд-прапорщик. — Мы же гвардейские егеря — дадут приказ с чёртом воевать, будем с чёртом.

— Да уж лучше с чёртом, чем… — Чапаев махнул рукой. — Седьмая линия уже, Глеб Егорыч.

— Запасных позиций много не бывает. Небось помнишь, как в Палестине в двадцать пятом году?

— Ага, — забудешь такое, — засмеялся Василий Иванович. — Зато в Иордане искупались. Кое-кто через него вообще в одних подштанниках плыл. Или врут?

— Врут, — усмехнулся зауряд-прапорщик. — В том ручье и плавать толком негде.

— Это точно.

— Ладно, отдыхай пока, но чтоб через час здесь всё доделал.

— А ты?

— Пойду отсечные размечать. Пару дотов вон на тех горушках осилишь?

— Как будто есть выбор.

— Вот именно. Там такая силища трёт, что сколько ни сделай, всё мало будет.

— А не мог наш взводный ошибиться, Глеб Егорыч? Разведка что говорит?

— Прям вот они мне и докладывают, как главному генералиссимусу.

— И всё же?

— Да пойди и сам спроси, авось ответят. Как с позициями управишься, так можешь и идти.