Оставаясь свободными в собственном ежеминутном выборе, мы способны быть сосудом, избранным Богом и посвященным Ему, поскольку «тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа» (1 Кор. 6: 20). Но можем так же стать прибежищем бесов, когда не только один бес поселяется в теле человека, но и вместе с ним семь других, злейших первого (Мф. 12: 45). Более того, человек способен стать зверем, разрушителем всего и вся, когда в него, как в Иуду (Ин. 13: 27), войдет сатана.
II. «Свобода» греха
Но если человек сохраняет свободу выбора, то не следует ли, что, приняв Божественный Замысел относительно себя на веру, которая есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11: 1), он тем самым поступает уже несвободно? Если он «должен» во всем следовать Божьей воле и быть послушным Ему, тогде его свобода?
Быть может, был прав Г.В.Ф. Гегель (1770—1831), который одним из первых квалифицировал добровольное предание человеком себя Богу как «рабство», а отказ от исполнения Божьей воли, напротив, как освобождение? Как известно, именно немецкий философ горячо отстаивал ту мысль, что первородный грех являлся спасительным для человека, поскольку именно грехопадение породило его свободу, понимаемую им как возможность выбора между злом и добром. Змей не лгал, полагал Гегель, когда говорил Еве, что она и Адам будут как боги. Став «свободным» от Бога, человек в своих глазах возвысился до бога; а это главное[1010].
Да, человек, не поверивший в спасительность Божьего Слова, и в самом деле возвысил себя в собственных мыслях до небес и стал, как ему кажется, свободным в своих мыслях и поступках. Но стал ли он в действительности таковым? Последователям Гегеля неплохо было задаться естественным вопросом: что есть грех по своему существу и может ли он вообще сочетаться со свободой? Ведь грех – это «извращение того порядка, который дан твари Господом, того внутреннего строя всего творения, которым живо оно, того устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в которой смысл мира»[1011].
Говоря о грехе, мы зачастую понимаем под ним нечто материальное, субстанциональноиндивидуальное, стоящее перед нами и противостоящее нам. В действительности же грех есть мы сами, отображенные в нашем собственном сознании во всем своем истинном безбожном и богомерзком лике. Грех – всегда бунт против Бога. Грех не субстанционален, не имеет сущности, поскольку, хотя и представляет собой реальность, но реальность, лишенную своего основания и подлинного бытия, «сущее ничто». А потому является мнимой, иллюзорной, лживой реальностью, пытающейся устоять исключительно через разделение и отъединение, отрицание и погубление[1012].
Греха как такового в природе не существует, он не был создан Богом и не является результатом Его творений. Даже бесы сохранили свою Ангельскую природу, хотя и испытывают жесточайшую ненависть ко всем и вся. Поэтому грех – это состояние, в котором пребывает добрая природа человека (и бесов), отвернувшегося от Бога[1013].
«Грех, – говорит преподобный Ефрем Сирин, – боится укоризны, избегает стыда, стыдится своего безобразия и не любит видеть света, пресмыкаясь во тьме. Грех ходит во мраке и содрогается от малейшего шума. Кто совершает грех, тот боится даже собственного голоса»[1014]. И преподобный Амвросий Оптинский (память 10 июля) вторит ему: где лежит грех и страсти, оттуда исходят все наши неудобства, неладицы, неурядицы и неустройства[1015]. Одни «не», ничего доброго…
Как известно, первыми впали в отрицание Божественного Промысла о себе часть Ангелов и Денница – первейший из них, ставшие бесами. И в полном противоречии с умозаключениями Гегеля грех родил не свободу, а зло. Ведь отрицая Бога, своего Творца, бесы отрицают и самих себя; отрицая Божий мир, лишают основания и собственный, он становится из бытия небытием. Грех есть реальность, замыкающаяся в себе самой, выпадающая тем самым из всеединства бытия, принимающая себя за абсолютную реальность. В грехе все подчинено желанию поглотить все окружающее, присвоить себе. Особенность греха в том, что он порождает в его носителе (бесах, человеке) желание утвердиться в самодостаточности[1016].
Самоутверждение, достигаемое таким способом, чрезвычайно корыстно. «Разрушая, как и всякое паразитическое существование, своего кормителя, грех подрывает вместе и себя самого. Он направляется на себя, себя ест, ибо все, что не хочет уничижения (смирения. – А.В.), подвергается уничтожению»[1017]. «Желая только себя, злое самоутверждение запирается ото всего что не есть оно; но, стремясь к самобожеству, оно даже себе самому не остается подобным и рассыпается, и разлагается, и дробится во внутренней борьбе»[1018].
Если что и объединяет бесов разных мастей – так это ненависть ко всему, зависть и стремление стать первым. Но уничтожение всего, что мешает впавшей в грех Божьей твари, есть смерть, которая не естественна для живой природы. Она есть возмездие за грех (Рим. 6: 23). Отрицание всего и всех ради себя самого приводит к абсолютному разрушению, убийству, к существованию одних существ за счет других[1019]. Потому Христос и назвал сатану «человекоубийцей от начала» (Ин. 8: 44).
Начав ожесточенную войну в Небесных сферах за власть с воинством Архангела Михаила, сатана, не имеющий в бытии никакой точки опоры, быстро был низвержен на землю. Но энергия этого древнего змияискусителя, враждебного Богу, Ангелам и людям, все минувшее время была направлена на то, чтобы обольщать Вселенную и совращать с нормального пути падшего человека. И обратно пропорционально неизбежно сокращаемому сроку до дня Страшного Суда демоническая разрушительная энергия все более усиливается, чтобы максимально быстро завершить свою убийственную деятельность[1020].
Такова реальность греха, которая предлагается человеку. Воспевая оду «свободному греху», Гегель не сказал (да, вероятнее всего, и не знал), что, став «свободным» от Бога, человек тут же впал в рабство греху, поскольку «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8: 34). Ведь впадая в грех, человек полностью подчиняется силам зла, теряет остатки своей воли и свободы, «сам человек есть не первоисточник зла, а только его орудие или покорный раб, исполнитель воли самого зла»[1021].
Что значит – быть «рабом греха»? Забыть о всем духовном, что есть в человеке, пасть до уровня животного, утратить веру в Бога («разувериться в Боге»), любовь к Нему и Его творениям, поставить самого себя на высший пьедестал, не замечая (и не желая того знать), что ты уже надел себе на шею ярмо рабской зависимости от собственных нечистоплотных желаний и дурных привычек, которыми полна жизнь каждого из нас. Человек, имеющий перед собой свет истины, видит в своем глазу бревно (Мф. 7: 5), а потому стремится избавиться ото всего, что отделяет его от Бога превращает его, образ Божий, в скота. Напротив, в грехе унижающие человека желания выдаются за «самость человека», якобы характеризующую его индивидуальность; они культивируются.
Человека даже не пугает, что отказ от Бога автоматически означает для него неминуемую смерть: если Христос не воскрес, то никто не воскреснет, а, стало быть, «станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1 Кор. 15: 32).Человек, не верящий в Бога, уже обратился в скот, а потому сам себе составил приговор: «И будет время, – говорит Господь, – Я со светильником осмотрю Иерусалим и накажу тех, которые сидят и говорят в сердце своем: “не делает Господь ни добра, ни зла”» (Соф. 1: 12).
Но разве не Господь сотворил нас и дал жизнь? Даже бесы не дерзают утверждать обратное, приписывая себе наше «отцовство», ввиду полной нелепости подобной «теории». «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8: 36—38). «Кто не со Мной, тот против Меня; и кто не собирает со Мной, тот расточает» (Лк. 11: 23).
«Гордость и дерзость, – говорит преподобный Ефрем Сирин, – подлинно ничего не могут произвести, если не действуют насилием»[1022]. Иначе и быть не может, поскольку разрушение всегда связано с насилием. Но вначале бесы хитростью приучают нас думать, будто спровоцированное ими зло и есть наш свободный выбор, а навязанное желание – наше собственное. Для порабощения человека им нужно, чтобы он добровольно возжелал того, что ему предлагается в бесовских обольстительных фантомах: стать богачом, властелином мира, успешным бизнесменом, архилюбовником и т.д. Но после того, как человек вручит бесам свою душу, ценой которой куплены его мечтания, камуфляж, которым прикрывается рабское состояние человека, более уже не востребован. Человек становится подлинным и вечным рабом бесов.
«Избегайте ядовитых речей диавола, – учит святитель Киприан Карфагенский (память 16 сентября), – который от начала мира был всегда лукав и лжив: он лжет, чтобы обольстить, льстит, чтобы вредить, предлагает блага, чтобы причинить зло, обещает жизнь, чтобы умертвить»[1023].
За этим богоотступничеством скрывается бездна погибели. Ведь стремясь к самодостаточности, отвергая Господа, мы придумываем себя, отрицаем себя такими, какие мы есть на самом деле. Но «кто знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» (1 Кор. 2: 11). И святитель Григорий Нисский (память 10 января) задается вопросом: «Кто уразумел свой собственный ум? Пусть скажут те, кто природу Божию пытается заключить в свое собственное восприятие: познали ли они себя? Уведали ли природу собственного своего ума?»[1024]
Так человек добровольно предуготовляет себя к небытию. Борясь с Богом за созданный Им мир, мы легковесно и горделиво не желаем знать, что он и так был создан для нас. А потому состояние духа человека прямым образом влияет на условия существования всех земных тварей, всего мира в целом[1025].