— А главное — кто их просил, все ж было спокойно...
Начальник цеха предупредил:
— Я в общем-то «за», но вот народ, видите, что говорит.
— Так в интересах же дела.
— Верно, но народ...
Савицкая, женщина спокойная, выдержанная, посоветовала Зине:
— Не обращай внимания.
Но скоро и она стала выходить из себя. Работать становилось просто невмоготу. Тут было и непонимание нового, и самая простая зависть. Вопрос стоял так: эти двое противопоставили себя всему коллективу. До того доходило, что уже на работу шли только вдвоем с Савицкой: их дома недалеко один от другого.
Зинаида долго говорила с Титовым Александром Андреевичем. Она его запомнила еще с ФЗО. Он учился на курс позже и был на практике у них в цехе. Теперь — главный инженер на заводе.
Титов раздумчиво сказал:
— Дело вы задумали отличное. И ход ему надо дать. Но, Зина, ты ж умный человек и должна понимать психологический момент. В цехе привыкли к старому. Было легче, проще, больше свободного времени... Думаю, что надо вам по этому поводу в партком пойти.
Но пойти в партком — это, выходит, жаловаться на своих товарок, на администрацию. И зажав себя в кулак, они шли на смену, выслушивая открытые упреки и худое слово исподтишка. Но гнули свою линию: говорили со всеми и по отдельности про новое дело. Ну кому ж это плохо? Да, времени будет свободного оставаться меньше, но ведь и зарабатывать будем больше. «Ну хорошо, ты вот собираешься, говорят, восемнадцать машин обслуживать одна. А их у нас в цехе всего восемьдесят. На чем же другим работать? Куда мне, к примеру, деваться, переучиваться в сорок лет?» «Ну, а что тут позорного? Я ж вон училась в вечерней». «Ну, ты у нас особая». И смешок эдакий, от которого холод по коже.
Вот уж никогда она не думала, что доброе дело, задуманное тобою, против тебя же обернется. Муж дома говорил, видя, как она мучается: «Может, в самом деле, угомониться». Она на него так глянула, что он тут же понял: не туда погрёб.
Дело дошло до парткома. Послали в цех людей, специалистов. Начинание это изучили, рассмотрели в дирекции, на парткоме всячески одобрили и поддержали.
На обслуживание восемнадцати машин они переходили полегче, хотя разговоров и по сию пору предостаточно...
У матери Зинаиды, старой белорусской женщины, всю жизнь прожившей в селе, такая натура — она ни секунды не может без дела. Теперь она живет в городе, у Зинаиды, но даже уснув после многотрудного дня — хозяйство по дому — она не может успокоиться. И во сне шевелятся узловатые ее пальцы, лежащие поверх одеяла. «Это она корову во сне доит, — рассказывала Зинаида Васильевна. — А коровы-то давно нет». Еще и тогда, когда все учились, а она одна дома сидела, переживала, думаете, отчего. От совестливости. Как же так? Другие вон чем-то важным заняты, а я нет. И Зинаида Васильевна такая же. Почему же не сделать дело, если его можно сделать. Почему же не вмешаться там, где ты можешь. И если не ты, то кто же?
Мы сидели в парткоме. Главный инженер завода жаловался на поставщиков каустической соды.
— У нас ведь непрерывное производство. Вы представляете, что такое для нас остановка?
— А моральный урон? — вмешалась Зинаида Васильевна. — В газету надо написать!
Сидевший рядом главный технолог покривился: