один только цех был мощностью на 100 килоампер, а тут корпуса спроектированы на 160 килоампер. Завод строился, как говорится, по последнему слову техники: он должен был работать на обожженных анодах. Уже первый алюминий шел с высоким качеством. Условия труда несравнимы с прежними, там, где довелось работать раньше: чистое производство.
Когда Галушкин пришел, Попов спросил его:
— Не знаешь, как там, в шестом корпусе, на опытных ваннах?
— Вчера видел старшего мастера — вроде бы ничего. А что такое?
Галушкин присел у стола. Некоторое время назад уже после того, как пошел алюминий, специалисты из научно-исследовательского института предложили увеличить напряжение на уже действующих агрегатах на пять килоампер: это дало бы прибавку металла. Производственники, естественно, заволновались: сомнений было много. «А ванны не посадим?», «Не надорваться бы», «А расход электроэнергии?», «Опять же заманчиво: прибавка металла». Попов с самого начала был против. Однако решили попробовать. К трем электролизным ваннам в шестом корпусе сделали специальную подводку, стали отрабатывать параметры работы. Занимался этим старший мастер опытного цеха Спесивцев Алексей Никитич. Он сразу загорелся новым делом. Ванны работали в режиме, хотя ни Попова, ни мастеров это еще ни в чем не убеждало.
— Ладно, пусть там ученые экспериментируют, — сказал Попов, — а мы будем металл давать.
И вот так оно и шло до сегодняшнего дня. А сегодня позвонил главный инженер Курохтин и объявил: решается вопрос о переводе всего производства на 170 килоампер. Сейчас Галушкин, услышав это, чуть на стуле не подпрыгнул:
— Да они что там?
— Говорят, что опытные работы подтверждают.
— Но это ж только опыты.
— Все познается на опыте.
— Ты знаешь, Евгений Николаевич, я двадцать пять лет на алюминии: тоже ведь опыт.
— У специалистов института научный подход. Они все просчитали.
— Ну да, а то, что мы тут своими руками перебрали — это не в счет, — горячился Галушкин.
— Вот что, — остановил его Попов, — давай соберем своих специалистов, мастеров, электролизников. Все ведь против: будем отстаивать свое мнение.
Разные тут сошлись характеры, и разные высказывались точки зрения. Первые, те, кто породил эту идею и кто поддерживал ее на заводе, исходили из главного: надо дать больше металла. Им возражали: но у каждой электролизной ванны свой проектный срок службы, а капитальный ремонт ванны стоит пятьдесят тысяч. «Посмотрите, — убеждали их первые, — без увеличения числа работающих мы повышаем выпуск алюминия». «А расход электроэнергии вы посчитали?»
«Мы все просчитали». «А расход анодов?». «Ну что ж, и производство анодов придется увеличить. Будем думать». «Думать крепко сейчас надо, а ну как такой завод загубим?» Директор завода Махкамбаев как-то в горячности бросил Попову: «Евгений Николаевич, гляньте вы немножко подальше своего цеха. Завод должен давать больше металла, тем более, что строительство других корпусов затягивается». Попов вспыхнул: «Я смотрю на четыре года вперед, Салим Маджидович. Как вы знаете, срок службы электролизной ванны — четыре года».
Из Франции вернулся заместитель директора Живых. Он был там в командировке, встречался со специалистами, помогавшими устанавливать на заводе оборудование. На вопрос, как они там ко всему этому относятся, качал головой: «Сильно сомневаются». Не раз обсуждали в верхах и низах. Та и другая стороны выставляли убедительные, хорошо аргументированные доводы, подтверждая их расчетами, ссылкой на многолетний опыт работы.
Дело было далеко не простое...
Во время всех этих событий мастер Иванов хоть и находился на заводе, в цехе, но как-то так получилось — несколько отстранился от всех споров-разговоров. То есть он знал об опытных работах на трех ваннах, там у него хороший был электролизник Кудрин Виктор Федорович. Пойдет к нему, поглядит, пошутит: «Не взорвались еще». Кудрин поднимет щиток, засмеется: «Что ты? Наш лозунг «Больше металла Родине!» «Ну-ну, металлисты», — добродушно гудит Иванов и не спеша идет дальше. Все четыре корпуса надо обойти, а каждый из них семьсот метров в длину. В просторной суконной куртке, в белой каске он идет, и ему не в тягость эти длинные проходы оттого, что он узнает знакомые лица. Это кто же там? А, Холбай Ниязов, звеньевой электролизников. Отошел от печи, снял войлочную шляпу со щитком, и сразу стало видно тонкое интеллигентное лицо с высоким лбом. Кивнул Иванову и опять взялся за работу: шла заправка печи. Иванов помнит Холбая еще со дня пуска. Холбай работал шофером в совхозе, потом, когда строили завод, учился в ПТУ в Краснотурьинске. В апреле, сразу после пуска, приехал сюда и стал работать электролизником по пятому разряду. Сейчас самый высокий — шестой разряд. Это с него начался четыре года назад разговор у Иванова с директором. Вот так же как-то стояли, глядели, как работает Ниязов, и Махкамбаев сказал мастеру: