Он рассмеялся:
— Это ж я, чтобы Петровича заинтриговать. Чтобы на Севере задержался.
Но не этим заворожил Чистова Север. Побродил он с геологами тут немало, жил по-разному, всего повидал. Но, наверное, первый раз столкнулся здесь с новым для него состоянием: почувствовал — делается в поселке все, чтобы люди оседали надолго. Может, навсегда. Потому что Север такая же наша русская земля, только чуть суровее и труднее. И не все ли равно, где жить? Главное, чтоб только хорошо и честно человек делал свое дело. А для этого надо, как в Майском, — хорошее жилье, детские ясли, клуб, зелень из теплицы, цветы по всем кабинетам, как в конторе экспедиции. И чтоб женщины на работе — только в туфельках. И клуб, и телевизор. А он, Чистов, имеет к этому касательство. Пусть там разное говорят люди — свинарник, мол, и прочее. В душе-то Чистов знает, что он геолог. И все тут.
В нем, в Чистове, как бы два человека. Один работает, не покладая рук, хлопочет, чтоб обеспечить мясом и детсад, и бурильщиков на вахте, ругается с начальством — почему урезали воду, и хочет хорошо заработать. А другой говорит: «Может, хватит? Угомонись. Может, на Дон пора, там поспокойнее».
Но, а как же тогда тут без него?
Алмазное долото
Эх, растравили-растревожили душу той встречей. Понаехали, думали помянуть добрым словом старое, а вышло по-другому. Нескладно вышло. Фронтовой товарищ вдруг не к месту брякнул вроде бы в шутку:
— Оплошал ты, комбат. А ведь про тебя когда-то на фронте говорили: «Гребнев — этот такой. Этот всегда вырвется...»
Только крякнул Гребнев, склонив стриженую голову над столом. Крякнул и слезу пустил. Это у него после давней контузии... Оплошал, значит... Обидно...
Владимир Аманьянц, крепкий человек с крутым подбородком, в кирзовых сапогах и в берете, стоя перед буровой, говорил:
— Видите, вон там над фонарем красная звезда? Это за победу в соревновании по управлению. А Сергеич (это он о начальнике буровой Гребневе) недоволен, конечно. «Слабо, говорит, светим. Надо, чтоб на всю страну».
— Как два года назад?
Аманьянц радостно закивал головой:
— Да, мы тогда показали себя. Без семи метров пять тысяч за год пробурили, и что характерно — без единой аварии. Сергеича приглашали к самому министру...
Солнце жгло сухую траву на холмах. Ласточки низко чертили небо над головой. На пшеничном поле рядом с буровой зияла черная яма — исправляли кабель. Аманьянц следил за тем, как меняли инструмент на скважине. Сквозь грохот доносилось: «Вира помалу!»
— Конечно, мы и сейчас выкладываемся будь здоров, — продолжал рассказывать Аманьянц. — Но это когда все хорошо...
Третий месяц они простаивали: ждали дефицитный четырехдюймовый инструмент. Людей забрали на другие буровые. Те, кто остался, без дела не сидели. Но дело это было не главное, и это угнетало. Слесарь Аманьянц, успевший за время вынужденного сидения приобрести еще и специальность сварщика, даже этому не радовался:
— Что сваривать, если без дела стоим.
Мастер Улисько посоветовал: