— Хозяин, вы не можете видеть мою цифровую оболочку. Отвечайте на вопрос.
Ого! Да ты стал жутким занудой. И грубияном.
Где же твоё угодливое «мой дражайший Хозяин»?
Где оды в честь моей независимой свободы или свободной независимости? Прости, запамятовал, как там было. Ха!
Эх-х... Тугой костюмчик вы натянули на меня. А, Макс? Даже не посмеяться над тобой, неодушевлённая ты дурында.
— Ошибаешься, лейтенант. То есть, теперь уже просто господин Хэйс. Или ещё лучше - дружище Зайд. Ах-ха-ха!
Ты несправедлив к своему кибернетическому помощнику, приятель. В биографеновую утробу Нейросети уже влито столько человеческих душ, что сомневаться в её одухотворённости нет никакого резона.
Я бы на твоём месте извинился перед оскорблённым ни за что ни про что Киберадьютором. Разрази меня гром!Ах-ха-ха-ха!
Кажется, могу вдохнуть глубже.
Сложно сказать, сам я приподнимаюсь и занимаю более удобное положение, или это делает моё второе цифровое «я», слепленное из импульсов симуляционного костюма.
Так или иначе, но грудная клетка благодарно расправляется от щедрой порции кислорода.
Самого дна лёгких достигает прохлада напоенной пряными ароматами ночи.
Где-то внизу, в такт мне, дышит большая, различимая лишь на слух, вода.
Волны, рождённые соитием морских глубин и небесных твердей, вскормленные стойкими пассатами, преодолевшие необозримые седые просторы, ритмично и с бессмысленным упорством разбивают свои пенные тела об отвесный берег.
Голос, осквернивший ритуал вечного жертвоприношения, я знаю слишком хорошо.
Да, так и есть.
Свет воткнутых в землю факелов выделяет фигуру человека, непринуждённо расположившегося в походном кресле, застланном бизоньей шкурой.
Драгоценные камни на пряжках штиблет вспыхивают зрачками поверженных к его ногам хищников. Голени и бёдра человека плотно затянуты в светлые чулки. Короткие драпированные рейтузы пошиты из той же ткани, что и затейливо украшенный тесьмой камзол. Поверх кожаного жилета – атласная перевязь с бантом на плече и небольшая подвеска из розового кварца на массивной золотой цепи.
Белоснежный воротник тонкого кружева оттеняет смуглую кожу лица с густыми чёрными бровями, выступающими скулами, упрямой нижней челюстью с маленьким прямым ртом и складками возле него.
Моего лица.
Лицо запрокидывается, закатывает глаза, широко открывает рот и громогласно хохочет голосом сэра Фрэнсиса Дрейка, адмирала её величества.
Моим голосом.
— Признайся, я удивил тебя, старик Пэдди2!
Ах-ха-ха! Видел бы ты сейчас свою рожу! Вернее, мою! Ха-ха!
Кстати, узнал ли ты своих знакомцев там, на тропе? Наверняка среди них тебе встретился древний пращур, а, возможно, не один, и вы мило поболтали, распив по стаканчику тройного виски. Ха!
Скажи-ка мне, старик, откровенно, неужели ты всё ещё надеешься стать мной, хозяином морей, океанов, несметных сокровищ и человеческих душ?
Только, прежде, чем ответить, вспомни, как говорил твой, то есть мой, соратник, один из свидетелей тех событий: «Поистине благородное дело – изгнать народ столь отвратительный, всем миром осуждаемый. Сам я полагаю, что большей жертвы Богу и быть не может».
Ну, конечно, ты не можешь этого помнить, моллюск бесхребетный! Неужели ты, ничтожный рэднек3, в самом деле мог воображать себя могущественным сокрушителем Непобедимой Армады, грозным Драконом?
Мои собственные, серо-зелёные, как мох на камнях под ногами, глаза надменно обозревают меня с ног до головы, не скрывая триумфа.
Нет, я не удивлён. Смутной памятью, зашитой в хромосомы, я всё-таки узнал обезображенные лица борцов за родной кров и землю.
Где мы сейчас, на острове Ратлин или на южном побережье Мунстера?
Теперь потомки безжалостных завоевателей поделили мир на Принимающих Покаяние и Кающихся. Но тем ли, кто ради куска чужой земли убивал собственных братьев и сестёр, делить человечество на жертв и обидчиков?
Увы, сэр Дрейк, вынужден признаться в том, что применяемое ко мне рецепторное взыскание несколько ослабило моё зрение. Вместо огнедышащего Дракона я вижу перед собой... разряженную утку4.
Простите, Сенатор. Лично вас я не хотел обидеть.
— Ах, ты!.. А ты дерзок, щенок! Акулий зуб тебе в печень!
Мало кто осмелился бы напомнить адмиралу её величества сэру Фрэнсису Дрейку о происхождении его имени!
И ты всё-таки понял, кто перед тобой на самом деле.
Значит, тебе удалось обнаружить дубли операторов и идентифицировать их.
Похвально. Похвально...
Твой интеллект работает ещё эффективнее, чем я предполагал.
Что ж, тогда сбросим маски!
Позволь представиться.
Акулий зуб в печени, заставивший меня сложиться пополам, рассасывается с изощрённой неторопливостью.
С трудом выпрямляясь, замечаю, что ночь уже приподнимает свой занавес, выпуская на сцену проблеск зари между сизым небом и холмистой рябью равнины.
Но в следующее же мгновение со стороны моря налетает резкий порыв ветра. Полоска света исчезает, уступив место дрожащей мгле, которая, спустя ещё мгновение, рассыпается на миллионы крохотных кристаллов.
Это пошёл снег.
Теперь передо мной, на фоне слитых друг в друге твердей, стоит фигура высокого человека, закутанного в обширный меховой плащ. Капюшон полностью скрывает лицо. Руки тонут в глубоких складках одеяния и тоже не видны. Хриплый, но отчётливый голос пробивается сквозь нарастающий свист метели так, будто звучит отовсюду одновременно.
Сенатор предлагает называть его сэром Хамфри.