Михаил Соломонов

Он вошел в синагогу. Там сидел какой-то пожилой мужчина и читал псалмы вслух. Самуил поинтересовался: — Ты молишься? — А что еще можно делать в старости? — Тебе хватает средств на жизнь? Старик не уловил смысла этих слов. Он улыбнулся, обнажив свои голые десны, а затем ответил: — Если Бог дарует здоровье, человек живет.

Преимущественное право на проезд принадлежало ему, следовательно — он не виновен. Грузовик с прицепом выехал на дорогу слева неподалёку от Монпелье. Был полдень, солнце светило, машин было немного...

«Парижский сплин» — это сборник из 50 кратких стихотворений в прозе, написанных Шарлем Бодлером. Он был опубликован посмертно в 1869 году и относится к литературному модернизму. Эти произведения не имеют четкой структуры, не обладают ни началом, ни концом, и их можно воспринимать как мысли или повествования в стиле потока сознания.

В великолепном загородном доме у моря жил он, угрюмый и недовольный всем, и изводил женщин и друзей, приходивших к нему, самыми отвратительными выходками. Ему хотелось унижать людей так, чтобы они ощущали всё его презрение; он был сытым по горло и уставшим от той нежеланной, незаслуженной любви, которая его окружала. Он чувствовал бесполезность своей пустой жизни, которая никогда не приносила ничего, а лишь забирала.

Сергей Петрович — студент, который понимает свою неудачливость в этой жизни. Он стремится представить себя в различных ролях и сферах, но везде его образ затмевается талантливыми однокурсниками. Что же делать человеку, если он ощущает, что лишен смысла существовать?

И лишь теперь, в эту ночь, когда весь огромный город и огромный дом погружены в сон, и когда не слышно ни звука, кроме биения сердца и тиканья часов, только сейчас я осознаю, что все огорчения, радости, восторги и все события в жизни — это всего лишь бестелесные призраки.

Откинувшись в угол у окна, он погрузился в размышления о своей беспорядочной учебе, в которую, похоже, никто не верил. Он думал о семинаре, который должен пройти завтра, но на который не собирался идти. Всё, что он делал, было лишь иллюзией, стремлением под предлогом какой-то активности достичь порядка, но не в истинном смысле, а лишь ощущения порядка в ожидании чего-то Страшного, от чего он защищался, наедаясь, затыкая рот сигарой и закладывая уши ватой.

На всем белом свете в банках и магазинах никому нет дела – войдете ли вы туда с кочаном капусты под мышкой, с крючконосым туканом или насвистывая песни, которым вас в детстве учила мать, или ведя за лапу шимпанзе в полосатых штанах. Но стоит только человеку зайти с велосипедом, как начинается настоящий переполох: служители выбрасывают транспорт на улицу, а его владельцу достается по первое число.

Камо Мабути (1697–1769) Это стихотворение я написал в день завершения осени, увидев на рассвете тающие огоньки светляков и невольно сопоставив их судьбу с нашей жизнью... На глазах у меня под порывом осеннего ветра взмыли ввысь светляки, растворяясь в бескрайних небесах, — так и мы уходим из этого мира…

На свете жил Амбьястро, мастер, который не имел себе равных. Он обладал умением передавать движение и слышать росу. Когда пришли люди с белой гусеницей на коже и сожгли его дом, он укрылся от них на самой высокой вершине и продолжал своё творчество. Однажды он решил создать нечто совершенно новое: маску из хрустального света…

Главный герой рассказа — садист. Он испытывает удовольствие от пыток, изнасилований и убийств. Не имея возможности безнаказанно осуществлять свои злодеяния в реальной жизни, он научился полностью контролировать свои сны и целенаправленно погружаться в самые страшные кошмары.

Это произошло в древние времена, в далекой, незнакомой стране. Над этой страной властвовала бесконечная, темная ночь. Гнилые туманы поднимались над болотистой землей и окутывали воздух. Люди появлялись на свет, взрослели, любили и умирали в сыром мраке…

В это время много говорили об Оправданиях: книгах апологии и пророчествах, которые навсегда оправдывали поступки каждого человека во вселенной и хранили удивительные тайны его будущего. Тысячи жаждущих покинули родные шестигранники и устремились вверх по лестницам, движимые тщетным желанием найти свое оправдание. Эти пилигримы до хрипоты спорили в узких галереях, изрыгая черные проклятия, душили друг друга на великолепных лестницах, бросали в бездну туннелей обманувшие их книги, умирали, сброшенные с высоты жителями отдаленных областей. Некоторые теряли рассудок… На самом деле, Оправдания существуют (мне посчастливилось увидеть два, относящихся к людям будущего, возможно, реальным), но те, кто отправился на поиски, забыли, что вероятность для человека найти свое Оправдание или его искаженный вариант равна нулю.

Война нарушила равновесие его поколения. Отец никогда не обсуждал это, но я уверен, что причина кроется в комплексах. Нехватка душевной гигиены проявляется в болезненном стремлении быть не только морально, но и физически нечистоплотным.

Он gazed at the sunset sky, observing its reflection in the ocean's mirror, и невольно возвращался мыслями к чудесам, свидетелем которых стал на заре своей жизни. Старик вспоминал и откровения, которые ему были даны, и жажду познать неведомое, и могучую силу, которая побудила его и других детей отправиться в далекий Марсель. А напоследок в памяти монаха неизменно возникала одна и та же картина: высокий скалистый берег; толпа коленопреклоненных детей, молящихся о том, чтобы расступились воды морские; и бесстрастное, непреклонное море, спокойно перекатывающее под вечерним солнцем свои волны.

Человек не мог не осознать величие Природы и поэтому впал в детский восторг от достигнутой и все увеличивающейся власти над ее стихиями. И, будучи надменным богом в своем самоощущении, он оказался в состоянии ребяческого неразумия. Как можно было предположить, исходя из причин его расстройства, он заразился страстью к системе и абстракции. Он запутался в обобщениях. Среди прочих странных идей возникла концепция всеобщего равенства; и пред лицом аналогии и бога – несмотря на предостережения, громогласно провозглашенные законами градации, столь явно охватывающими все существующее на Земле и Небе, – были предприняты безумные попытки установить всеобщее Демократическое устройство.

Фита возник сам по себе в подполье полицейского управления. Там были сложены старые, исполненные дела, и Ульян Петрович, околоточный, слышит, как кто-то скребется и постукивает. Ульян Петрович открыл дверь: пыль — не продохнешь, и оттуда выходит серенький Фита, весь в пыли. Пол — в основном мужской, с красной сургучной печатью на номерке, болтающимся на веревочке. Он капельный, как младенец, но с почтенным видом, лысый и с брюшком, чисто надворный советник, а его лицо — не лицо, а просто фита, одним словом.

Вот что представляет собой мое «я» — грубый узел, к которому прилипло немного сознания — подобно желтку, остающемуся на бороде после завтрака. Мое «я» — это самая грубая совокупность, издающая наибольший шум и сильнее всего сопротивляющаяся растворению, как будто это означает настоящий конец, а не просто тающий в воздухе аккорд. Следовательно, это довольно ничтожная совокупность, которая не идет ни в какое сравнение с экстатической гармонией обычного булыжника или изяществом комара, не говоря уже о кристаллах, бабочках, растениях и мушках-подёнках, этих белых комочках, которые появляются и исчезают под рокот летних ночей.

Она предложила ему свою любовь... Трагическая история великого чувства.

Три дня подряд шел холодный дождь. Лифт находился в ремонте. Репетиция у Никритиной прошла неудачно. С мокрым зонтиком в руке и в промокшем пальто она плюхнулась в большое кресло, стоявшее у нас в прихожей: — Ах, как мне надоела эта тяжёлая жизнь! — Что делать, дорогая, — сказал я. — Лежать в гробу легко только.