Классика

«Я поставила в заглавии этой книги имя, данное мне при крещении. Если читатель не поскучает прочитать ее до конца, то узнает, чем сделалась я теперь, после жизни, полной приключений. Я не буду отнимать у него времени, распространяясь в предисловии, но сейчас же расскажу о моем рождении и воспитании и познакомлю его с моими родственниками. Это необходимо: время рождения и родство еще не так важны; но важно воспитание, потому что оно подготовило много событий в моей жизни. Многое зависит, однако же, и от происхождения и во всяком случае упомянуть о нем должно для полноты картины. Итак, начнем с начала…»

«Всем известно, что на Востоке звание паши является самым ненадежным. Ничто так не демонстрирует человеческую жажду власти над ближними, как та жадность, с которой подданные султана стремятся получить это звание. Начинаючи управлять своим пашалыком, никто из них не желает вспоминать, что десяток его предшественников погиб от рокового шнурка. Тем не менее, османский властитель, похоже, лишь поднимает людей, чтобы иметь из кого выбирать своих жертв. Впрочем, эта страсть не достигает таких же масштабов, как у короля Дагомеи: говорят, что у него каждый день украшали лестницу дворца головами новых жертв, как мы украшаем наши комнаты свежими цветами. Все эти пояснения я даю, чтобы подчеркнуть, что не собираюсь вводить в свой рассказ хронологию, не намерен точно определять год или, скорее, несколько месяцев жизни существа, которое – как некоторые виды цветов – по утрам сверкает во всем своем великолепии, а к вечеру склоняет засохшую головку к земле…»

«– Стой! – раздался в густом тумане чей-то требовательный голос. – Что такое? Что случилось? – встревоженно спросил другой голос из глубины крытых саней, мчащихся по бескрайней снежной равнине тройки. Звон колокольчика резко раздавался в морозном воздухе. – Ничего особенного, ваше благородие… просто что-то такое, – ответил ямщик, привставая на облучке и активно подгоняя замедлившихся лошадей. – Эй вы, соколики!.. – прикрикнул он на них. – Стой! – снова прогремел незнакомый голос…»

Зима в Париже 186… года выдалась крайне холодной. В тот февральский день термометр (о ужас!) показывал 20° ниже нуля. Мрачные снежные облака заволокли небо. Накануне прошел дождь, и сейчас на мостовых образовалась такая гололедица, что передвижение на экипажах стало попросту опасным. Город выглядел очень угрюмым. О, этот Париж, город роскоши, блеска и явной, бросающейся в глаза нищеты! В такие зимы, когда даже Сена замерзает, невольно вспоминаются те забытые Богом уголки, где холодно и нет дров, где звучат жалобы и стенания, где сердца ожесточаются…

Остросюжетная повесть «Крутоярская царевна» принадлежит перу русского писателя графа Евгения Андреевича Салиаса (1840–1908), известного и популярного в прошлом исторического романиста. В центре повести судьба 16-летней девушки, владелицы бескрайнего поместья на Волге, обладающей сильным, незаурядным характером. Этот типично русский характер диктует ей стремление к свободе, справедливости, мужественным поступкам, бескорыстной любви.

Густой туман поднимался сплошной стеной над загадочным Рюгеном, островом, где полновластно властвовал устрашающий Святовит – божество прибалтийских славян, требовавшее постоянных жертв, битв и разорений. Святовит, «истукан» и «царил». Пусть это сопоставление двух слов не кажется странным. Именно «царствование», в полном смысле этого слова, можно назвать культом этого грозного божества. Кроткие венды, обитавшие на Рюгене, оказались под властью жрецов Святовита, которые действовали исключительно во имя его, требуя от народа как кровавых жертв, так и воинов в свои дружины, всегда готовых по первому их сигналу броситься на непокорных. Со временем добровольная покорность этому стала привычкой, и рюгенцы начали воспринимать Святовита как грозного защитника от внешних врагов, прежде всего – от отважных викингов, бороздивших Варяжское море во всех направлениях; жрецы поддерживали эту уверенность, и идол стал своего рода земным царем рюгенцев, словно он был воплощением земной жизни и действительно обладал каким-то таинственным могуществом. Итак, Святовит «царил» безраздельно в Рюгене…

«Панургово стадо» – первая книга исторической дилогии Всеволода Крестовского «Кровавый пуф». Поэт, писатель и публицист, автор знаменитого романа «Петербургские трущобы», Крестовский увлекательно и с неожиданной стороны освещает события «Нового смутного времени» – 1861-1863 годов. В романе «Панургово стадо» переплетаются любовные интриги, нигилизм, подрывающий моральные устои общества, и коварный польский заговор – все это звенья единой цепи, угрожающей сковать российское государство в трудный для него исторический период.

И.И. Лажечников (1792–1869) – один из самых выдающихся исторических романистов нашей страны. А.С. Пушкин отметил роман «Ледяной дом» следующими словами: «…поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, пока существует русский язык». Очарование Лажечникова заключается в его глубоком личном восприятии истории и в удивительной точности, с которой он воссоздает атмосферу исследуемых эпох. Захватывающее повествование принесло ему репутацию «отечественного Вальтера Скотта» среди его современников.

Я хочу сказать что-то еще, но не могу… Мои мысли кружатся, как огненные птицы, и душа моя пылает, словно в огне. Передо мной возникают смутные образы. Я не в состоянии оставаться в этих залах, меня тянет на свежий воздух, за стены Смольного монастыря. Я лечу, как на крыльях, мчусь по длинным коридорам, оставив своих подруг в недоумении. Я вызываю извозчика и умоляю его быстро отвезти меня на Фонтанку. Что-то толкает меня, что-то подгоняет вперед… Желание писать стихи, как это было в юности и отрочестве? Вылить свои мысли на бумагу в дневнике? Нет, это что-то иное, что еще не имеет названия, нет имени, что совершенно новое и непонятное для меня…

Темный еловый лес угрожающе нависал по обе стороны замерзшей водной артерии. Деревья, недавно оголенные ветром от белоснежного покрова инея, казались наклонившимися друг к другу, черные и угрюмые, в угасающих лучах света. Огромное молчание царило над землей. Само пространство представляло собой пустошь, безжизненную и неподвижную, столь одинокую и холодную, что дух ее даже не выражал печали. В нем ощущался намек на смех, но это был смех более ужасный, чем любая печаль—смех, безрадостный, как улыбка сфинкса, смех холодный, как иней, и обладающий мрачностью непогрешимости. Это была мастерская и невыразимая мудрость вечности, смеющаяся над тщетностью жизни и усилий, вложенных в нее. Это был дикий, первобытный, безжалостный северный дикий край…

Однажды на выставке Грина его поразила гравюра английского художника. Она представляла собой дорогу, теряющуюся за пустынным холмом, и носила название «Дорога никуда». Так и родился замысел последнего и самого печального романа автора.© FantLab.ru

Я тщательно изучила синюю тетрадку. Она действительно состояла из фрагментов, набросков и заметок, которые так меня заинтересовали, что я незамедлительно принялась за работу. Я обработала этот материал, использовав множество фактов и событий из жизни Люси, ее детства, подросткового возраста и юности, и так появилась повесть «Люсина жизнь», которую я передаю – по просьбе самой героини – моим юным читателям-друзьям.

Воспоминания Авдотьи Яковлевны Панаевой (Головачевой), написанные в конце восьмидесятых годов XIX века, были опубликованы в Историческом Вестнике в 1889 году. А.Я. Панаева имела возможность почти ежедневно общаться с выдающимися русскими писателями, которые работали в журнале «Современник». Трудно найти известного литератора сороковых, пятидесятых или шестидесятых годов, с которым она не была бы знакома. Фет писал ей стихи, Достоевский влюбился в неё с первого взгляда, а Некрасов воспевал её в своих произведениях. Однако она испытывала симпатию далеко не ко всем...

«…Я полностью отказываюсь от высшей гармонии. Она не стоит слезинки хотя бы одного замученного ребенка, который бил себя кулачком в грудь и молился в зловонной конуре, облекаясь в неискупленные слезы к боженьке». Эта цитата, принадлежащая герою романа «Братья Карамазовы», возможно, является краеугольной мыслью творчества Ф. М. Достоевского – писателя, который стремился в своем творчестве решить вечные вопросы бытия: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины человеческой души». В книгу «Слезинка ребенка» вошли автобиографическая проза, исторические размышления и литературная критика, написанные в 1873 и 1876 годах. Публикуемые дневниковые записи по-прежнему побуждают новых читателей задумываться и углубляться в суть вещей, постигать, таким образом, духовность всего сущего. Федор Михайлович Достоевский – великий художник-мыслитель, который верил в торжество «живой» человеческой души над внешним насилием и внутренним падением. Его романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» до сих пор будоражат сознание читателей, поражая глубиной и проникновенностью.

Граф Алексей Константинович Толстой (1817–1875) займет свое место в истории русской поэзии и литературы лишь благодаря одному своему лирическому шедевру «Средь шумного бала…». Однако он также создал величественное историческое полотно «Князь Серебряный», известную драматургическую трилогию о русских царях и неувядаемую сатиру «История государства Российского…», актуальную и в наше время. Его вклад в произведения известного Козьмы Пруткова бесценен. Благородный талант А.К. Толстого и его творчество по-прежнему остаются значимым литературным явлением.

Аркадий Аверченко (1881–1925) – выдающийся русский писатель-юморист, чье истинное мастерство сразу завоевало внимание современников, не без оснований присвоивших ему титулы «Короля смеха» и «Рыцаря улыбок». Аверченко описывает анекдотические ситуации, преувеличивая их и доводя до полного абсурда, тем самым даря читателю искренний и очищающий смех. Главной темой писателя до революции являются пороки человеческой природы, а после революции – контраст между образами старой и новой России. В его книгу вошли известные сборники рассказов «Чудеса в решете», «Нечистая сила», знаменитая сатирическая работа «Дюжина ножей в спину революции» и увлекательная «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова».

«…конец 70-х годов и все последующее десятилетие оказались очень плодотворными для писателя. <…> Но наиболее зрелым произведением этого периода явился большой двухтомный роман „Мор на Москве“, позднее получивший название „На Москве“. После „Пугачевцев“ именно этой монументальной фреске из жизни Москвы 70-х годов XVIII столетия было посвящено наибольшее число критических откликов. Причем отклики эти были более доброжелательными, чем обычно. <…> Действительно, рассказ об эпидемии чумы в Москве в 1771 году, ставшей возможной лишь благодаря некомпетентности и удивительному невежеству власть предержащих и приведшей к окончившемуся кровопролитием народному возмущению, не просто впечатлял, но и заставлял задуматься над природой власти в абсолютистско-крепостническом государстве.

Третий роман, описывающий события эпохи правления короля Людовика XIV во Франции, является частью известной историко-приключенческой трилогии («Три мушкетера» (1844), «Двадцать лет спустя» (1845), «Виконт де Бражелон» (1848–1850)). Все книги объединены общими главными героями: Атосом, Портосом, Арамисом и Д’Артаньяном, которые стремятся к романтике и подвигам.

Это захватывающий роман Александра Дюма-отца «Женская война», в котором амбициозные стремления персонажей, готовых идти на рискованные приключения ради их осуществления, тесно связаны с любовными сюжетами и дворцовыми интригами.