Джек Лондон

Темный еловый лес угрожающе нависал по обе стороны замерзшей водной артерии. Деревья, недавно оголенные ветром от белоснежного покрова инея, казались наклонившимися друг к другу, черные и угрюмые, в угасающих лучах света. Огромное молчание царило над землей. Само пространство представляло собой пустошь, безжизненную и неподвижную, столь одинокую и холодную, что дух ее даже не выражал печали. В нем ощущался намек на смех, но это был смех более ужасный, чем любая печаль—смех, безрадостный, как улыбка сфинкса, смех холодный, как иней, и обладающий мрачностью непогрешимости. Это была мастерская и невыразимая мудрость вечности, смеющаяся над тщетностью жизни и усилий, вложенных в нее. Это был дикий, первобытный, безжалостный северный дикий край…

«Смирительная рубашка», малоизвестное произведение Джека Лондона, является настоящей жемчужиной его литературного наследия. Даррел Стэндинг, профессор агрономии, в порыве ревности убивает своего коллегу. Ему, кабинетному ученому, предстоит пережить все ужасы калифорнийской тюрьмы. Однако дух человека превосходит его плоть, и Стэндинг покидает свое тело, заключенное в «смирительную рубашку», и становится межзвездным странником. Он вспоминает все свои предыдущие воплощения, каждое из которых представляет собой увлекательный и захватывающий роман…

Джек Лондон (1876–1916) – американский писатель, журналист и общественный деятель. Он стал известен как автор приключенческих рассказов и романов. Сборник «Рассказы рыбачьего патруля» основан на воспоминаниях Джека Лондона о временах, проведенных в юности на рыбацких шхунах в заливе Сан-Франциско.

Человека нельзя усмирить. Невозможно уничтожить жажду свободы. Это основная идея почти неизвестного современному отечественному читателю, но когда-то очень популярного фантастического романа Джека Лондона. Его герой, объявленный сумасшедшим, на самом деле обладает удивительным даром – усилием воли покидать свое физическое тело и путешествовать по самым удаленным эпохам и странам. Ему не нужна машина времени – он сам является ее воплощением. Бренная плоть может находиться за решеткой, но разве это имеет значение, если разум и дух свободны?

«Время-не-ждет» прозвали лихого Элама Харниша на золотых приисках Аляски. И он действительно привык жить так, будто завтрашнего дня не существует, с жадностью вырывать у судьбы все, что только можно, наслаждаться даже опасностью, словно увлекательной игрой. «Все или ничего», – таков был его девиз в мире Белого безмолвия, таким он и остался в Сан-Франциско. Однако удастся ли ему, привычному к товариществу, честности и грубоватой искренности золотоискателей, выжить в финансовых джунглях, где царят ложь, лицемерие и холодный расчет? Выжить – и не потерять себя?..

«Летом 1897 года семейство Таруотеров не на шутку всполошилось. Дедушка Таруотер, который, казалось, окончательно покорился своей судьбе и сидел смирнехонько почти полных десять лет, вдруг снова будто с цепи сорвался. На сей раз это была клондайкская горячка. Первым и неизменным симптомом таких припадков было у него то, что он начинал петь. И пел он всегда одну песню, хотя помнил из нее только первую строфу, да и то всего три строчки. Стоило ему хриплым басом, превратившимся с годами в надтреснутый фальцет, затянуть…»

– Вы… как это сказать… бездельник! Вы, бездельник, хотите стать моим мужем? Напрасные старания. Никогда, о нет, никогда не станет моим мужем бездельник! Так Джой Молино открыто заявила Джеку Харрингтону; ту же идею, и не позже чем накануне, она высказала Луи Савою, только в более привычной форме и на своем родном языке…

В 1924 году, ранним утром 3 января, жители Сан-Франциско наткнулись в местных газетах на странное письмо, адресованное Вальтеру Бессэту, которое явно было написано каким-то шутником. Вальтер Бессэт являлся одним из ведущих промышленников на западе Соединенных Штатов и принадлежал к небольшой группе людей, которые на самом деле определяли судьбы целой нации, хотя имена этих личностей были практически неизвестны широкой общественности. Как влиятельная фигура, Бессэт получал огромное количество писем, но это сообщение так выделялось на фоне остальных, что он, вместо того чтобы выбросить его, передал его репортеру… Композиция «The Voyage» Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/). Исполнитель: http://audionautix.com/ Композиция «Sneaky Snooper» Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/). Исполнитель: http://audionautix.com/ Tempting Fate 3:38 Audionautix Композиция «Tempting Fate» принадлежит исполнителю Audionautix. Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/). Исполнитель: http://audionautix.com/ Композиция «Flutey Sting» Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/). Оригинальная версия: http://incompetech.com/music/royalty-free/index.html?isrc=USUAN1100435. Исполнитель: http://incompetech.com/ Композиция «Constancy Part 1 – The Descent» Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/). Оригинальная версия: http://incompetech.com/music/royalty-free/index.html?isrc=USUAN1100775. Исполнитель: http://incompetech.com/ Joy to the World (Instrumental) Jingle Punks Earthy Crust Jingle Punks Extinction Level Event Jingle Punks Galactic Damages Jingle Punks

«Бывают самоотречения и самоотречения. Но в сущности своей они построены одинаково. Вся суть заключается лишь в том, что и мужчины и женщины жертвуют самым дорогим для них всегда в пользу чего-нибудь еще более дорогого. Иначе не бывает. Так было, когда Авель приносил в жертву лучшее от плодов и стад своих. Эти плоды и эти животные были для него дороже всего на свете, но он жертвовал ими только потому, что ждал от Бога еще большего. Так было и с Авраамом, когда он собирался принести в жертву своего сына Исаака. Исаак был для него очень дорог, но Бог, в неисповедимых путях своих, казался для него еще дороже. Возможно, что Авраам сделал это и из страха, но так это или не так, а биллионы людей решили, что он любил Бога, потому и хотел ему услужить…»

«Поистине, миссис Сейзер пронеслась по небосклону Доусона, словно метеор. Она приехала весной, на собачьих упряжках, с проводниками из числа канадских французов, ослепительно засверкала всего на один короткий месяц и уехала вверх по реке, как только лед растаял. Весь Доусон, которому так не хватало женского общения, был поражен столь внезапным отъездом, и местная аристократия огорчалась и переживала по этому поводу до тех пор, пока не началась золотая лихорадка в Номе и новая сенсация не затмила старую…»

Маргарэт Хэнэн была удивительной личностью во всех аспектах, но особенно она впечатлила меня при нашей первой встрече. Она подняла на плечи мешок зерна весом сто фунтов и несли его, как будто это было совершенно обычным делом, от телеги к сараю, лишь на мгновение остановившись, чтобы перевести дух, прежде чем начать подниматься по лестнице к закромам. Ступенек было всего четыре, и она поднималась по ним с такой спокойствием и уверенностью, что не оставалось никаких сомнений в том, что она донесет мешок, хотя ее худое и истощенное тело сильно изгибалось под его тяжестью. Было видно, что она очень стара. Именно поэтому я и остался у телеги, наблюдая за ней…

Дэвид Расмунсен отличался настойчивостью и, как многие великие люди, обладал одной идеей. Когда по всему миру разнеслись слухи о находке золота на Севере, он решил заработать на продаже яиц и направил всю свою энергию на осуществление этого предприятия. Он тщательно все просчитал, и бизнес обещал ему значительные доходы. В Доусоне яйца продавались по пять долларов за дюжину, что стало достаточной основой для начала его дела. Отсюда логически следовало, что только за одну тысячу дюжин яиц в этом золотом крае можно было получить пять тысяч долларов…

История о приключениях делового белого человека среди определённого народа, который обитал на побережье Северного Ледовитого океана.

Старый Сан-Франциско – или, иными словами, Сан-Франциско до землетрясения – был разделен на две части чертой. Эта черта представляла собой железную перекладину, проходившую посередине Базарной улицы. К перекладине был привязан бесконечный канат, который использовали для привязывания повозок и тележек, перетаскивая их с одной стороны улицы на другую. По сути, существовало две перекладины, но в обиходе их воспринимали как одну и называли просто перекладиной или чертой. На севере от черты располагались театры, гостиницы, роскошные магазины, банки и офисы; на южной стороне, по другую сторону черты, находились заводы, мрачные притоны, кабаки, прачечные, ремонтные мастерские и дома рабочих. Таким образом, перекладина, или черта, приобрела своего рода символическое значение – она олицетворяла разделение общества на два класса, и никто не умел так искусно пересекать черту, как Фредди Друммонд. Он умело адаптировался к обеим сторонам и чувствовал себя комфортно в каждом из миров…

– Кажется, это карантинный катер, – произнес капитан Мак-Эльрат. Лоцман что-то бормотал, пока шкипер переводил подзорную трубу с лодки на берег, затем на виднеющийся Кингстон, а оттуда на север, к входу в Хоус-Хэд. – Ну что ж, прилив отличный, через два часа будем на месте, – сказал лоцман, пытаясь выглядеть бодрым…

В давние времена, когда Север только начинал свое существование, социальные и гражданские добродетели были редкостью и довольно простыми. Когда домашние заботы становились слишком тяжелыми, а тихая грусть у камелька перерастала в постоянный протест против мрачного одиночества, южные искатели приключений, не имея лучшего выбора, соглашались на установленную цену и получали в жены туземных женщин. Для женщин это было, скорее, предвкушением небесного счастья, поскольку, надо признать, белые проходимцы относились к ним лучше и заботились о них больше, чем их краснокожие соперники. Белые, в свою очередь, тоже были довольны такой сделкой; радовались и индейцы. Продавая своих дочерей и сестер за шерстяные одеяла и устаревшие ружья, обменяв свои теплые меха на тонкий коленкор и плохой виски, дети природы вскоре и беззаботно умирали от истощения и других болезней, связанных с благодатью высшей цивилизации…

«Сайлэс Беннерман наконец поймал Эмиля Глюка, ученого-магистра и архиненавистника человечества. Исповедь Эмиля Глюка, которую он произнес перед казнью на электрическом стуле, проливает свет на множество загадочных событий, которые потрясали мир с 1933 по 1941 год. Лишь после публикации всех этих удивительных документов мир узнал о тесной связи между убийствами португальского короля и королевы и убийствами сотрудников нью-йоркской полиции. Несмотря на ужасные поступки Эмиля Глюка, невозможно не испытывать жалости к этому бедному неудачнику и непризнанному гению. Эта сторона его жизни оставалась неизвестной до настоящего времени, но благодаря его исповеди, а также множеству обнародованных фактов и материалов, мы можем получить четкое представление о его моральном состоянии и понять, под влиянием каких обстоятельств он в итоге стал таким ужасным чудовищем…»

Волчья морда с печальными глазами, покрытая инеем, раздвинула края палатки и просунулась внутрь. – Эй, Сиваш! Убирайся, дьявольское отродье! – закричали в унисон жильцы палатки. Беттлз ударил собаку по морде оловянной миской, и голова сразу пропала. Луи Савой закрепил брезентовое полотно, закрывающее вход, и, опрокинув ногой горячую сковороду, стал согревать над ней руки…

Дом освещали лишь тускло мерцающие ночники, но она уверенно двигалась по хорошо знакомым большим комнатам и просторным залам, тщетно ища недочитанную книгу стихов, которую накануне куда-то положила и вспомнила только сейчас. Войдя в гостиную, она включила свет. Он осветил ее фигуру в легком домашнем платье из бледно-розового шелка, отделанном кружевами, в которых терялись ее обнаженные плечи и шея. Несмотря на поздний час, на ее пальцах все еще сверкали кольца, а пышные золотистые волосы были уложены в прическу. Женщина была очень привлекательна и грациозна. На тонко очерченном овальном лице с алыми губами и нежным румянцем светились голубые глаза, изменчивые, как хамелеон: они то широко раскрывались, выражая девичью невинность, то становились жестокими, серыми и холодными, а порой в них вспыхивало что-то дикое, властное и упрямое…