— С такой ногой она и мадам не нужна. Что будем делать?

— У меня предложение только одно — сдать её бальзамировщику. Хоть какую копеечку, но он должен заплатить за неё.

— Это мысль, это мысль, — задумался карлик, покусывая кончик своего пера.

— Отведи её в камеру, а завтра днём как раз придёт повозка за очередной партией преступников. С ними её и отправим.

— Если она доживёт до завтра!

— Значит сделай так чтобы дожила! — оскалился зеленомордый, — за живую они больше заплатят.

Камера была отвратительной: на полу в кучу была свалена грязная охапка соломы, у края решётки лежала замызганная и погрызанная деревянная миска, в дальнем углу, у совсем маленького окошечка, располагавшегося в двух метрах над уровнем пола, стояло невероятно пахучая деревянная кадка.

Сервис в камере был что надо!

«Вот, Зинка, приплыли! С каждым разом всё чудесатее и чудесатее!» — сказала я себе, разглядывая валяющиеся вдоль стенок неподвижные тела.

От смрада непроветриваемого помещения, в котором вонь разложения догонялась запахами отстойного места, кружилась голова. Сознание то и дело махало платочком, готовое отключиться в любой момент.

Я отползла к стене, прислонившись к камню спиной и закрыла глаза.

Видимо я задремала, поскольку разбудил меня звук ржавого замка и скрип несмазанных петель. Двое стражников молча внесли в камеру ведро с водой и тут же вышли.

Капли влаги из оставленного рядом со мной ведра упали на моё лицо. Приподнявшись на локте, я зачерпнула другой рукой воду и начала жадно пить.

— Эй ты, нищенка, чё попутала? — донеслось из противоположного угла, после чего быстрая тень скользнула ко мне.

Сильный удар по рёбрам буквально откинул меня в сторону, заставив свернуться калачиком от боли.