— Пять сол, — проговорила бабуля, что сидела слева и указала кивком головы на огрызок, оставшийся от яблока.
— Не понимаю, бабушка!
— Что тебе не понятно, ребёнок? Ты съела моё яблоко, теперь ты должна за него заплатить.
— Но мне нечем, и вообще — это же вы сами мне его дали.
— Нет, ты посмотри какая наглая нежить пошла! — возмутилась одна из бабок, — она ещё и торгуется!
— Я не нежить, — во мне медленно стала подниматься злость, от самых ворот меня все вокруг начинают принимать за нежить, но я же хожу, говорю, и вроде даже осмысленными предложениями.
— Будущая нежить — пискнула бабка и отвернулась.
— Господин дознаватель, — визгляво протянула она, по направлению к проходящему мимо жандарму, — эта девка обманом забрала и съела моё яблоко, а теперь отказывается платить!
— Чего орёшь, старая? Не видишь, люди работают? — довольно грубо прервал её страж порядка, после чего нисколько не обращая внимания на её выкрики, схватил за предплечье и грубо потащил в комнату.
Оставшаяся бабка заохала, запричитала, после чего бодро вскочила, подхватила кривую клюку, взвалила на спину тяжеленную корзину и легко поскакала, как пятилетняя девочка, следом.
Минут пять из-за приоткрытой двери раздавались приглушённые разговоры, из которых удалось выяснить, что бабки уже далеко не раз были пойманы за то, что обносили чужие участки, но их каждый раз отпускали.
В этот раз они и вовсе умудрились нарвать яблок в Чёрном саду, и почти все из них уже распродали. Чем опасны яблоки, растущие в Чёрном лесу расслышать не получилось, тон наседающих на дознавателя старых кошёлок резко пошёл вверх, а затем, обе бабки, буквально вылетели наружу, и их никто не преследовал.
Прошло, наверное, около получаса, прежде чем меня вызвали в комнату к дознавателю.
Само собой, их вызовы закончились ничем, и явившемуся по мою душу жандарму ничего не осталось кроме как тащить меня на руках — с моей-то ногой.
Мужчина усадил меня на раскачивающийся деревянный стул, противно скрипнувший подо мной, зло посмотрел и, уходя, напоследок, громко хлопнул дверью