Прищурившись, Дилан смотрит на меня. Я не могу понять, о чем она думает.

– Это был самый унизительный момент в моей жизни.

Дилан продолжает щуриться. Ее улыбка становится шире.

– Прости, – говорит она. – Я понимаю, что это не смешно, прости. Но почему?

– Не знаю. Наверное, мне просто было одиноко. – Я отрываю полоску от старого объявления о барахолке, проходившей в прошлые выходные. Зажимаю обрывок в ладони и принимаюсь за следующий.

Пробую еще раз:

– Так мы пойдем вместе, да? В пятницу.

Не глядя на Дилан, я отрываю следующую полоску. «ЭЛЕКТРОПРИБОРЫ! МЕБЕЛЬ! ДЕКОР!» – говорится на ней. Я жду ответа.

Она молчит.

Я выковыриваю из деревянного столба скрепку.

– Я очень хочу увидеть Мэдди на сцене, – говорю я.

Я пытаюсь вспомнить, что Мэдди говорила о свете, об ауре. Комкаю бумагу и убираю ее в карман.

Наконец Дилан вздыхает.

– Слушай, – говорит она, – не хочу становиться в позу, но я должна расставить все точки над i. Я не знаю, что в тот день случилось с тобой во время обеда, но у меня такое чувство, что это как-то связано с Ингрид. Именно поэтому скажу прямо: ты не сможешь заменить ее мной. Если ты пытаешься сделать именно это, никакой дружбы не получится. Я этого не хочу и тебе не советую.

Я опускаюсь на тротуар рядом с ней. Она смотрит на меня так, как умеет только она: пристально, открыто, выжидающе.

– Я этого не хочу, – говорю я. Дилан молчит. Мне придется постараться, чтобы ее убедить. – Помнишь тот день, когда я показала тебе кинотеатр? – спрашиваю я.

– Да.

– Ты еще сказала, что рада, что решила со мной подружиться.

– Так, – говорит она настороженно и немного смущенно.

– Так вот, – говорю я. – Теперь моя очередь. Я решила, что хочу дружить с тобой.