– Тебе когда-нибудь хотелось стать учителем? – спрашивает она буднично, словно не вырвала мне только что сердце.
Я с трудом качаю головой. Не уверена, что когда-нибудь ко мне вернется дар речи.
Она откидывается на спинку стула. Я хочу, чтобы она перестала на меня смотреть. Хочу провалиться сквозь пол, найти темный холодный угол и никогда его не покидать.
– Любой учитель мечтает найти идеального ученика. Самого перспективного ученика.
Я киваю, не поднимая глаз.
– Отчасти это желание продиктовано эгоизмом. Нам, учителям, нравится считать, что мы вносим важный вклад в развитие своих подопечных. Мы мечтаем стать учителями, которых они будут вспоминать всю жизнь, – теми, кто вдохновил их на великие достижения.
Я продолжаю кивать.
– Для меня такой ученицей была Ингрид.
Я замираю.
– А потом я ее потеряла.
Я чувствую себя полным ничтожеством. У меня пылает лицо.
– Я уйду, если хотите. Я могу перевестись на курс самоподготовки.
Она качает головой.
– Позволь мне закончить. Мне повезло. Я нашла
– Ага, конечно, – говорю я. – Вы считаете меня бездарностью.
– С чего ты это взяла?
– Сами посмотрите, – говорю я. – Вы повесили мою фотографию в самый угол, дальше некуда.
– Вижу, мои уроки о том, как наш глаз воспринимает произведение искусства, прошли мимо тебя, – говорит она. – Когда мы смотрим на что-то, в первую секунду наше зрение обращается в левый верхний угол. Три фотографии Ингрид висят в центре, потому что они самые сложные и выразительные. Мне хотелось, чтобы на них задерживали взгляд. Твоя же фотография вызывает мгновенный отклик, поэтому я повесила ее в левый угол: я хотела, чтобы люди, входя в кабинет, первым делом видели именно ее.
Я припоминаю что-то подобное, но я все равно не убеждена, что верю ей.
– Природный дар у Ингрид был сильнее, чем у всех, кого я учила. Она почти каждый день приносила мне фотографии, даже те, что я не задавала. Она обладала страстью, честолюбием. Я была уверена, что она сделает себе имя в мире искусства.