– Ладно, – промолвил Цезарь, – давайте-ка спустимся в каюту. Такие вопросы не стоит обсуждать на палубе.

Он повернулся на каблуках и, не оглядываясь, направился к люку. Мы последовали за ним.

Спустившись по ступеням в просторное помещение в центральной части корабля, где мы советовались с капитаном, изучали карты путешествия и проводили встречи с сопровождающими нас римскими командирами, он присел на краешек длинного стола из гладкого кипариса и сказал:

– Приступим.

Я выдвинула позолоченный стул и знаком предложила Руфию последовать моему примеру.

– Здесь есть стулья, – настойчиво сказала я Цезарю. – Или ты уже в военном лагере?

– Что в Риме? – спросил он тихим голосом, полным сдержанной угрозы. Я так давно не слышала этого тона, что почти успела его забыть.

– Полтора года назад ты навел там порядок, – сообщил Руфий, – но за прошедшее время воцарилось фактическое безвластие. Марк Антоний, оставшийся вместо тебя, – воин, конечно, неплохой, но политик никудышный. Он сейчас теряет почву под ногами. Дело дошло до стычек на Форуме: люди Антония против людей Долабеллы. Восемь сотен погибших. А на итальянском побережье бунтуют ветераны – заявляют, что не дождались обещанных наград.

– Что-то еще? – спросил Цезарь.

– Нет. – Руфия, похоже, удивил этот вопрос. – Разве не достаточно?

– Я нахожусь в Египте уже восемь месяцев, – медленно произнес Цезарь. – Преследовал Помпея, но оказался вовлечен в еще одну войну и потерял много драгоценного времени.

– Да, – подтвердил Руфий, – особенно с учетом полной потери сообщения с Римом. До декабря там даже не были уверены, жив ли ты. Кое-кто решил, что Цезарь умер.

В голосе соратника слышался укор.

– Я не умер, – промолвил Цезарь, – но в каком-то смысле оказался погребенным.

Он широким жестом обвел просторную, роскошно убранную каюту.

– Вот, посмотри. Египет похож на гигантскую гробницу – стоит задержаться здесь, и начинаешь превращаться в мумию. Это страна мертвых, недаром более всего она славится не дворцами и не храмами, а могилами.

– Может быть, и я тоже мумия? – вырвались у меня возмущенные слова. – Или Александрия, всемирно известная колыбель наук, искусств и наслаждений жизни, – гробница?

Цезарь рассмеялся.

– Александрия, как всем известно, не Египет. Но даже она кажется удаленной от обычной жизни – может быть, как раз из-за цивилизованности и богатства.

На этом разговор завершился. Было ясно, что Цезарь готов уехать. Мир на двоих оказался для него тесен, и он рвался на волю.