«То, что мы сделали, не преступление, – говорит Грег Граффин. – Это была возможность. Но некоторым людям кажется, что мы стали предателями, которые продались крупному лейблу. Однако с первого дня существования Bad Religion всегда искали кого-нибудь, кто бы нас спонсировал. Если бы у нас была возможность подписать контракт с крупным лейблом на первый альбом, мы бы ею воспользовались. Но никто не заинтересовался… Когда я узнал, что к нам проявляют интерес крупные лейблы, я был чертовски взволнован. Было интересно ходить на встречи, смотреть на условия и предложения. Это казалось правильным и своевременным решением. Оглядываясь назад, я думаю, что история предлагает лучшее объяснение: это был момент, когда Bad Religion перестала быть провинциальной группой и распространила влияние сначала на всю Америку, а затем на весь мир. Благодаря дистрибуции, которую мы получили от них [Atlantic], мы могли играть по всему миру».

Грег Граффин называет это «демократизацией панк-рока». Вспоминая о решении подписать контракт с крупным лейблом, он подтверждает, что Бретт Гуревич не выступал за то, чтобы Bad Religion оставались с Epitaph, и не делал встречных предложений по договору от Atlantic Records. Он также указывает, что гитарист, будучи участником группы, также был обязан подписать этот контракт. Но Граффин признает, что в своих поступках больше полагался на интуицию и предположения. В это время авторы песен Bad Religion могли не общаться днями. К 1994 году вокалист переехал из Лос-Анджелеса в Итаку, в северную часть штата Нью-Йорк, чтобы поступить в Корнелльский университет. Именно из этих захолустных мест он наблюдал за массовым наступлением панк-рока. Он вспоминает, что в 1990 году только один музыкальный магазин в городе торговал пластинками с андеграундной музыкой, хотя и весьма бойко. В музыкальном магазине при торговом центре было не сыскать ни одного панк-альбома. Со временем компакт-диски Bad Religion можно было найти даже в глубинке. Однажды Грег Граффин увидел клип своей группы, который крутили на огромном экране у задней стены магазина.

Речь идет о «Stranger Than Fiction» – заглавной песне с восьмого альбома группы и их первом альбоме, выпущенном по контракту с Atlantic Records. Выпущенный весной 1994 года сборник из пятнадцати песен стал первым альбомом Bad Religion со времен Suffer, не выпущеным на Westbeach Recorders, а также первым, для выпуска которого группа прибегла к услугам стороннего продюсера. Эту честь оказали Энди Уоллесу – человеку, ответственному за нирвановский Nevermind и к тому моменту такому горячему, что перед рукопожатием рекомендовалось надеть боксерские перчатки. Курт Кобейн доверил ему второй альбом своей группы, впечатлившись тем, что продюсер сводил легендарный Reign in Blood за авторством Slayer. Но Bad Religion сильнее поразил тот факт, что их продюсер сыграл соло на фортепиано в песне Мадонны «Into the Groove».

Воспоминания о работе над альбомом, который впоследствии станет одним из самых значительных альбомов Bad Religion, разнятся. Грег Граффин вспоминает, что процесс был гармоничным и даже беззаботным. В его памяти сохранилась команда, которая играла в уличный хоккей возле Rumbo Recorders в Канога-парке. Он вспоминает, как Гуревич полностью вкладывался в написание песен, но, пожалуй, в меньшей степени – в сочинение музыкальных аранжировок. Он решил не навязываться, но заметил, что его товарищ по группе явно «чрезвычайно подавлен». Напротив, Грег Хетсон вспоминает, что между Бреттом и Грегом царило «большое напряжение».

«Пару раз дело запахло жареным», – говорит он.

«Было много желчи, – говорит Гуревич. – Целые потоки говна и злословия. Но в то же время я не хочу рисовать картину в мрачных тонах, потому что тот период был невероятным творческим. С творческой точки зрения это был кайф. Мы с Грегом принесли на студию одни из наших лучших песен… Это был действительно замечательный опыт – работать с великим Энди Уоллесом, которого мы искренне уважали, и записывать наш лучший материал. Мы были на пике формы, работали с продюсером и шагнули на более высокий уровень».

Stranger Than Fiction был представлен на суд публики в сентябре 1994 года и в конечном счете стал первым и единственным золотым альбомом в копилке группы. Но, несмотря на благоприятные обстоятельства, Bad Religion оставались слишком странными и заумными, чтобы сыскать безусловную любовь у широкой аудитории. Трудно представить более дьявольски-саркастичную фразу, чем замечание Грега Граффина о том, что «ваша жизнь исторически значима / и охватывает значительный период времени» из складно написанной «Slumber». В другой песне группа размышляет о социологических и политических последствиях рукопожатия – «здесь есть сдержанная страсть, недоверие и фанатизм, / и они создали новые основы общества». Порой песни были чересчур замороченными даже по стандартам группы. В некоторых моментах Stranger Than Fiction пышет неудержимым хамством. «Можете ли вы представить / на секунду, / что можете сделать что-нибудь / просто потому, что вы хотите? Именно это и делаю, / так что ура мне, / и пошли на хуй» – обманчиво упрощенный припев в остальном непростой песни «Hooray for Me» за авторством Бретта Гуревича.

Когда Гуревича спросили, какую из своих песен он считает лучшей, гитарист Bad Religion предлагает присвоить этот титул «Stranger Than Fiction» (на самом деле пальму первенства должна была получить «Beyond Electric Dreams», но об этом как-нибудь в другой раз). Тот факт, что песня не выделяется на фоне соседей по альбому, свидетельствует о высоком качестве самого популярного релиза группы. Stranger Than Fiction – это не только интеллектуальная изощренность и глубина текстов, но и настоящий взрыв. Начиная с резонансного вступительного залпа «Мама, папа, посмотрите на своего маленького монстра» из «Incomplete», Bad Religion мгновенно ставит высокую планку, которую удерживает на протяжении всей пластинки.

Где-то между окончанием записи Stranger Than Fiction и ее выпуском пятью месяцами позже Бретт Гуревич решил покинуть группу. Автор книги еще ни разу не слышал, чтобы музыкант так резко высказывался о товарищах, как в тот день, когда год спустя я брал интервью у Джея Бентли в закусочной на лондонской площади Пикадилли. Несомненно, спор между ними стал катализатором, который отколол гитариста от группы, даже если сегодня Мистер Бретт не может вспомнить, из-за чего весь сыр-бор. Грег Граффин вспоминает заварушку, но считает, что если оглянуться назад, то станет понятно, что уход друга из группы «основан на множестве факторов».

«Мы с Джеем совсем не ладили, – вспоминает Бретт. – У нас двоих было раздутое эго. Молодые тупицы».

Граффин был дома в Итаке, когда ему позвонил Гуревич. В то время его навещали родители, и он помнит, что в доме было полно людей. Даже когда отношения между ними были отнюдь не радужные, парни продолжали созваниваться каждую пару недель. Из-за этого Граффин не придал особого значения тому, что определитель номера объявил имя гитариста, звонящего из Лос-Анджелеса

«Привет, Бретт», – сказал Грег.

«Привет, Грег. Я ухожу из группы», – сказал Бретт.

Граффин вспоминает, что эта новость «определенно помешала увеселительным планам на день». Однако в ходе разговора гитарист сказал фразу, которая утешила Граффина: «Послушай, если Van Halen смогут обойтись без своего солиста и стать более популярными, я уверен, что Bad Religion не будет скучать по своему гитаристу». Из этого Граффин сделал вывод, что его друг «все еще заботился о судьбе группы, но по какой-то причине решил уделить немного времени себе».

«Мне кажется, мой уход нужно рассматривать в контексте того, что мы были парнями, которые пятнадцать лет играли в группе и были еще молоды, – говорит Гуревич. – Даже в браке продержаться пятнадцать лет непросто, не говоря уже о музыкальной группе с четырьмя другими людьми: четыре безумных маньяка, которые играют панк-рок, принимают наркотики и устраивают всевозможную дичь. Это требует жертв, и в какой-то момент мы перестали ладить друг с другом… Должен признать, что я был зол на этих парней. Но я также думал, что принял разумное решение. Я подумал: “Хорошо, моя группа существует уже пятнадцать лет [на тот момент]. Они покинули мой лейбл, и я не сопротивлялся этому. И несмотря на то, что они ушли, я написал лучшую пластинку, которую мог, и отдал им. Я сыграл ее так хорошо, как только мог. Я написал лучшие песни, которые мог. Я позаботился о том, чтобы все было классно. Это было то, что я давал своей группе, чтобы показать им, что я люблю их. Это было то, чем я хотел заниматься. Мне было тридцать два года, и я думал, что это достойное время, чтобы перестать гастролировать как панк-рокер и начать управлять своим лейблом, помогая восемнадцатилетним ребятам записывать панк-пластинки”. Мысленно я желал им [Bad Religion]: “Дерзайте, мужики, пока колеса не отвалятся”. Но для меня пришло время вырасти и стать мужчиной».

Через месяц после выпуска Stranger Than Fiction, в один из уик-эндов октября, Bad Religion и Бретт Гуревич по совпадению оказались в Амстердаме. Группа давала концерт в прекрасном Paradise Hall в центре города, в то время как их бывший гитарист праздновал открытие европейского филиала Epitaph Records, который жив и по сей день. В последнюю ночь уик-энда член дорожной бригады Bad Religion, одетый как Мистер Бретт, появился на сцене зала только для того, чтобы его штаны упали после пинка в спину от Джея Бентли. Двадцатью четырьмя часами ранее, в ходе пресс-конференции, на которой было объявлено о начале европейской кампании Epitaph, автор спросил Гуревича, считает ли он ироничным, что его старая группа покинула его лейбл в момент, когда Epitaph стремительно становился крупнейший независимой звукозаписывающей компанией в мире.

«Думаю, если вы откроете словарь, это будет определением слова “ироничный”», – таков был его ответ.