«Я хорошо был знаком с ними, потому что они были панк-группой из Лос-Анджелеса, – вспоминает Гуревич. – Они периодически присылали мне свои демо. Я отказал им в записи первого альбома. Демозаписи были хороши, но не настолько, чтобы заставить меня сделать решительный шаг».

Тем не менее Бретт Гуревич внимательно следил за The Offspring. Отвергнутый Epitaph, в 1989 году квартет выпустил одноименный дебютный альбом на небольшом лейбле Nemesis. Мистер Бретт ознакомился с пластинкой, и ему весьма понравилось. Он с удовольствием отметил, что в их музыке прослеживалось влияние любимой им группы T.S.O.L. Шло время, и, пока The Offspring готовились к записи второго альбома, Декстер Холланд продолжал присылать демозаписи в Epitaph. Владелец лейбла признал, что группа прогрессирует и приобрела вкус к мелодичности. Он решил, что они сделали творческий шаг вперед, поэтому взял группу на борт. Эта история не совсем похожа на любовь с первого взгляда.

«Помню, когда мы заключили с ними контракт, мне удалось увидеть их в маленьком клубе на Мелроуз под названием Anti Club, – говорит он. – Раньше там проводились панк-концерты. Думаю, туда помещалось около двухсот человек, но в тот вечер там было десять ребят. Таков был их уровень в те дни. Они были хорошей группой для разогрева, иногда им удавалось урвать хороший кусок внимания и собрать большие толпы на вечеринках. Но в роли хедлайнеров они собирали десять – пятнадцать человек».

The Offspring были для Epitaph мелкой сошкой. Помимо того, что лейбл стал плацдармом для Bad Religion, которым вместе с Fugazi удалось стать единственными в своем жанре, кто продал более ста тысяч копий своих альбомов, в состав Epitaph также входили NOFX, Dag Nasty, Pennywise, недооцененные Down By Law и L7. К тому моменту компания продавала миллион альбомов в год. Одну половину покупали слушатели в Соединенных Штатах, другую – фанаты из континентальной Европы. Публика Соединенного Королевства по большей части оставалась безразличной к продукции лейбла до 1994 года.

Несмотря на устойчивый финансовый подъем, Epitaph не думали о модернизации подхода к бизнесу. В 1989 году Джефф Абарта был просто еще одним выпускником колледжа, искавшим стажировку, для которой, по его убеждению, не был квалифицирован. Узнав, что у Bad Religion есть собственный лейбл, он купил один из альбомов группы. Джефф с удовольствием обнаружил, что адрес, напечатанный на задней стороне обложки, находился в Лос-Анджелесе – городе, в котором он жил. Однажды, в три часа дня обычного буднего дня, он позвонил в офис «Epitaph» и уйму времени провисел на линии. В конце концов, автомат попросил его оставить сообщение. К удивлению Джеффа, ему ответил Джей Бентли, который совмещал роль басиста в Bad Religion с работой складского рабочего на лейбле. В то время в Epitaph работали два человека – Гуревич и Бентли. Иногда на помощь приходил Фэт Майк из NOFX. Если Bad Religion уезжали на гастроли, то единственный звук, доносящийся из офиса лейбла, был тихим шуршанием перекати-поля.

Бретт Гуревич понимал, что Epitaph нуждается в помощи, но не был уверен, в какой именно. Джефф Абарта с утомительной регулярностью, словно ноющая зубная боль, целый месяц терроризировал лейбл звонками и настойчиво предлагал свои услуги. Тяжело вздохнув, владелец лейбла наконец согласился пригласить докучливого прохвоста на собеседование. «Посмотрим, как все пройдет», – малообещающе сказал он. Джефф Абарта заявил, что охотно будет работать бесплатно. Такой подход к делу вряд ли бы сделал его победителем в номинации «Молодой бизнесмен года», зато для Бретта эти условия оказались приемлемыми. Спустя 27 лет Джефф Абарта по-прежнему работает на Epitaph, по-видимому, теперь за деньги. В свой первый год работы он получил звание «хозяин времени и пространства». Сегодня он является продакт-менеджером лейбла. Со временем NOFX увековечат его в песне «Jeff Wears Birkenstocks». Он также играет в группе под грозным названием Punk Is Dead.

«Мое собеседование проходило в доме, – вспоминает Абарта. – Это было где-то за Palladium, прямо в центре Голливуда. Это помещение использовалось совместно со звукозаписывающей студией Гуревича Westbeach Recorders. Они записывали пластинки буквально в одной комнате, а затем Бретт сводил их в другой. Когда я приступил к работе, Бретт нашел другое место на бульваре Санта-Моника – просто большое складское помещение с полками и офисами с одной стороны и большой гаражной дверью на входе. Мы входили и выходили из здания, поднимая и опуская гаражную дверь, но в конце концов не выдержали и прорезали в ней входную. В углу был стол, заваленный почтой. Копировального аппарата у нас не было. У нас был факс, но, прежде чем воспользоваться им, мы должны были сделать факсимиле. Компьютеров у нас тоже не было. Был телефон и стол с бумагой и ручками. Вот и все. Теперь вы представляете, как скромно тогда выглядела фирма».

Примерно в это же время Westbeach Recorders переехали по адресу на Голливудском бульваре, где и оставались до самого закрытия в 2010 году. Как и большинство групп с Epitaph, именно на этой студии The Offspring собрались летом 1992 года для записи Ignition – второго альбома. Поскольку пластинка была пустяковой, о ней никто особо не помнит. «Можно сказать, что мы справились с ней за неделю или около того, может быть, за пару недель», – смутно вспоминает Грег «К». «Думаю, мы записали большую часть [альбома] на Westbeach», – говорит Нудлз, признавая, что имеет тенденцию путаться в записях того периода, «потому что это было сто лет назад». Возможно, эта дымка неопределенности как-то связана с тем, что мир группы еще не освещали прожекторы. До 1994 года The Offspring были terra incognita. Даже Бретт Гуревич, кажется, вспоминает о группе в то время как о части коллективного первичного бульона, а не как о самостоятельной творческой команде.

«Что касается продаж, Ignition занимал довольно сильные позиции, – говорит он. – Я думаю, что было продано где-то в районе тридцати – тридцати пяти тысяч копий. Но у меня было несколько групп, которые показывали результат от двадцати до пятидесяти тысяч: NOFX, Pennywise и The Offspring – каждая из этих групп продавала около тридцати тысяч пластинок. В то время Bad Religion были единственной группой, которая продавала более ста тысяч копий».

В последующие полтора года мало что изменилось. В 1993 году NOFX нашли свой звук и выпустили White Trash, Two Heebs and a Bean. Bad Religion представили альбом Recipe for Hate, который вместе со своим предшественником Generator помог группе выбраться из творческого застоя, в котором они успели оказаться в 1990-е. Несмотря на некоторую нехватку разнообразия, глубины и объема, песни на седьмом альбоме Bad Religion – например, «Skyscraper» и уже классическая «American Jesus» – ничем не хуже материала с других пластинок группы. Несмотря на лихорадочный темп музыки, которая выходила из-под крыла Epitaph, дела у лейбла продвигались не так резво. Да, рост был устойчивым, а львиная доля продукции производилась для местных слушателей. Но по большей части лейбл оставался незаметным для широкой музыкальной индустрии, которая бурлила у Epitaph под боком.

«Поскольку Epitaph был панк-лейблом, я установил правило, что любой, кто продаст пятьдесят тысяч копий альбома, получит “золотой панк-альбом”, – вспоминает Гуревич. – Пятьдесят тысяч были “золотом” панк-рока, потому что в давние времена самым большим тиражом отличились Damaged от Black Flag и Group Sex от Circle Jerks. Оба продались тиражом в пятьдесят тысяч, так что это был золотой стандарт… Epitaph начал расти в конце 80-х и начале 90-х, и мы положили начало традиции, согласно которой если вы продали пятьдесят тысяч альбомов, то получали торт-мороженое. Простая традиция: продай пятьдесят тысяч – получи торт-мороженое. Мы придумали ее, потому что не верили, что когда-нибудь сможем получить настоящую золотую пластинку».

Воскресным днем 18 июля 1993 года Bad Religion исполнили сет из тринадцати песен на одном из самых мимолетных летних мероприятий в Англии. Фестиваль «Феникс», проводившийся на аэродроме Лонг Марстон недалеко от Стратфорда-на-Эйвоне, просуществовал всего два года, и не зря. Место развернулось у черта на куличках, в окрестностях не было инфраструктуры, а программе не хватало качества и продуманности. Во вторую ночь фестиваля некоторые зрители смотрели «Утиный суп» в уличном кинотеатре, в то время как другие пытались устроить анархию. Перед жиденькой толпой, которая плохо соображала, что происходит, Грег Граффин ловко жонглировал песнями «Generator» и «Along the Way», в то время как Бретт Гуревич с выкрашенной в синий шевелюрой извлекал четко выверенные аккорды из гитары, которая выглядела так, будто на нее кого-то вырвало.

В секцию для музыкантов под открытым свинцовым небом наведался гость. Несколькими годами ранее Майк Гиттер работал музыкальным журналистом для журналов Kerrang! и Rip, доблестно привлекая внимание к Bad Religion и Social Distortion. К 1993 году молодой житель Новой Англии стал директором по артистам и репертуару в Atlantic Records в Нью-Йорке. Именно в этом качестве он посетил Англию в надежде помочь избавиться Bad Religion от прилипших к ним стереотипам. Три года назад в обзоре на альбом Against the Grain Гиттер написал, что у группы «есть только одна песня, но она отличная». Грег Граффин вспомнил этот обзор, но это не помешало ему растаять перед обаянием Майка. Учитывая скандалы, интриги и расследования, которые начали разворачиваться в тылу Bad Religion, решение Майка Гиттера появиться на родине Шекспира было вполне своевременным.

«Я помню, как пошел на фестиваль “Феникс” и поздоровался с группой, – вспоминает он. – Мы уже знали друг друга, так что было здорово воссоединиться. Как и многие американские скауты талантов того времени, я прошел через мир американской андеграундной музыки. Я также знал хардкор-сцену. И я понимал, как круты Bad Religion. Короче, мы заключили с ними сделку. Первое, что мы сделали, – это переиздали Recipe for Hate [в Соединенных Штатах], с весьма хорошими результатами».

Не в обиду Bad Religion, но в 1993 году американские крупные лейблы были готовы заключить контракт с любым представителем немейнстримной гитарной музыки. Двумя годами ранее «Smells Like Teen Spirit» группы Nirvana стала для миллионов подростков тем же, что и «Hound Dog» Элвиса Пресли для предыдущего поколения. Самые именитые звукозаписывающие лейблы начали бросать деньги в сторону необычных и нескладных артистов. Группы, с которыми два года назад никто даже не подумал бы здороваться, внезапно стали желанными, как чирлидерши «Далласских Ковбоев»[18]. В эти откровенно безумные времена тяжелая и немелодичная группа Tad получала контракт с крупным лейблом (фактически дважды), в то время как Interscope Records спустили 1,3 миллиона долларов на непроверенных Helmet, совершенно не беспокоясь о том, что их автор песен Пейдж Гамильтон считал Джона Колтрейна своим самым большим кумиром. Некоторое время спустя, когда панк-рок взлетел, «Mercury Records» даже передал договор на запись альбома весьма подозрительно воссоединившимся Circle Jerks. Группа должным образом выпустила альбом, который был ужасен даже по их современным стандартам. Abnormalities and Curiosities продался жалким тиражом в двадцать пять тысяч копий.

На этом фоне решение Bad Religion приютиться под крылом «Atlantic Records» вполне соответствовало духу времени, но с некоторыми исключениями. Группа не исполняла альтернативную музыку – они играли панк-рок в чистом виде. Их песни были быстрыми и содержали тексты, которые по общепринятым стандартам были эзотерическими и порой непостижимыми. К моменту их дезертирства в Atlantic Records членам Bad Religion было от двадцати до тридцати лет. С момента своего возрождения с выпуском Suffer группа была для них подработкой. Они могли себе это позволить, потому что их гитарист владел лейблом, на котором они выпускали альбомы. Пока существовала группа, Bad Religion и Epitaph были неразделимы. Несмотря на это, группа заключила контракт с лейблом, который теперь управлял ими.

Без сожалений они хлопнули дверью и покинули родной дом.

«Пока на нас не вышли Atlantic Records, я правда верил, что отношения Bad Religion с Epitaph будут длиться вечно, – говорит Бретт Гуревич. – Мне никогда не приходило в голову, что мы можем попробовать подписать контракт с мейджор-лейблом. Наверное, у меня просто не хватало воображения. Сегодня в это трудно поверить, ведь к любой группе, которая продаст три тысячи билетов на шоу в Лос-Анджелесе, выстроится очередь из крупных лейблов. Но в 90-е они плевать хотели на панк-рок. Не имело значения, насколько популярна группа. Я не знаю почему. Мы просто не были частью этого мира».

«Когда Bad Religion покинули лейбл, я серьезно подумывал об уходе, – говорит Джефф Абарта. – В первую очередь они были причиной, по которой я там работал. На лейбле были и другие группы, которые я любил или которые научился любить, но, когда Bad Religion ушли, я был убит горем. В конечном счете я остался лишь потому, что верил в Бретта… Я просто знал, что нахожусь в особенном месте, в окружении особых людей, и в глубине души не хотел отказываться от этого. Но я с ужасом вспоминаю тот день, когда Bad Religion ушли на Atlantic».

«Я чувствовал, что правильнее всего будет держать мое несогласие при себе и исключить любую возможность моего влияния на решение группы, – вспоминает он. – Я решил сказать, что это интересная идея и я ее поддерживаю. Я хотел, чтобы группа запротестовала: “Не сходи с ума, Бретт, мы никогда не покинем Epitaph!” К сожалению, они не могли читать мысли. Но, признаюсь, я втайне надеялся, что они останутся с Epitaph. Правда заключается в том – не хочу показаться здесь самодовольным или осуждающим, – что я при любом раскладе был в выигрыше. Но было бы лучше, если бы они остались с Epitaph, и для группы, как мне кажется, это было бы полезнее».