— А тогда откуда вы знаете?

— Бывала в деревне под Ярославлем ещё в юности. Там её много растили. И сушили тоже.

Едва успевших пообедать женщин опять построили и отправили за пределы лагеря. Кухонная команда осталась мыть миски, кружки, баки и убирать столовую. Эрна опять варила на ужин баланду из кормовой свёклы. К вечеру принесли ещё странный хлеб: клейкий, коричневый, будто сделанный не из муки, а из опилок. Небольшую буханку, напомнившую Вале те немецкие, что дома были платой за стирку, резали на четыре части.

— Меньше ста граммов на человека, — посетовала Нина. — Ну что за еда для людей на тяжёлой работе?

Хлеб оказался противным на ощупь и невкусным. «Солдат-то немецких не таким кормят», — вспомнила Валя маленькие буханочки от Дитриха. А заодно возникла в памяти и тушёнка, которую незаметно для других иногда подбрасывал им с мамой переводчик. Тогда она казалась райским угощением. А тут — суп, который, наверное, и скотине варят лучше.

Но пусть был бы хоть какой суп или вовсе никакого, думала Валя, только бы узнать, что там дома, что с мамой, с папой, где Мишка… На глаза навернулись слёзы. Нет, этой противной анвайзерке, которая стоит в дверях, покрикивая на всех, Валя не покажет, что ей хочется плакать. Она быстро доела баланду, последней корочкой хлеба вытерла миску и пошла помогать Кате собирать посуду, которую женщины ставили на полку у раздачи.

— А вы не знаете, где большинство работали сегодня? — за вечерней уборкой спросила Нину Валя.

— Девчата говорили, что тут недалеко на железную дорогу чуть не четыреста человек согнали вагоны разгружать. Одни бабы. Но это вроде бы временно. А мужчин всех на торфоразработки гоняют — за два километра отсюда выработка в несколько гектаров. А белорусские куда-то на фабрику ходят. Шура сказала.

Последней ужинала бригада совершенно измученных курских девчат: им достались на разгрузке тяжеленные мешки, а не дрова, как другим, и не насыпной шлак, который разгружали лопатами. Шура зацепилась за рельс, упала, сверху её придавил тяжёлый мешок и вдобавок, усиливая и без того страшную боль, хлестнула плеть надсмотрщика. Теперь у девушки до темноты в глазах болела спина и горел на плече след от плётки.

Подруги не позволили Шуре стоять в очереди к окошку, посадили за стол, принесли её порцию, всячески помогали и сочувствовали. Потом её отвели в комнату, а кухонная бригада осталась мыть всё те же миски, протирать столы и пол. Эрна ушла, как только раздала ужин. В столовой и в кухне оставались надзирательницы, которые строго следили, чтобы работницы прибирались тщательно и не приближались к запертой кладовке с запасами хлеба и маргарина.

Длинный рабочий день кухонной бригады тоже наконец закончился, и все, быстренько умывшись, отправились спать. Валя только чуть-чуть успела пошептаться с Наташей, но сон быстро сморил её.