Эрна налила в две большие раковины горячей воды, плеснула в одну из них какого-то средства и велела мыть и споласкивать кружки, собранные после завтрака. Пока они мыли и складывали на длинный решётчатый поддон нескончаемые штабели кружек — их было больше сотни, — из столовой принесли ещё партию.

— Это что, вторая смена, что ли? — проворчала Наташа. — Нас так много не было за завтраком.

— Ну да, я вчерашних девочек из Белоруссии за завтраком не видела. Наверное, они позже пришли… Слушай, Наташ, а нас же в бараке должно быть двести сорок? Помнишь, Шура вчера сказала — десять комнат.

— Да-а… это вот им на двести сорок человек картошку чистить? — Наташа сочувственно кивнула в сторону женщин возле бака для картошки.

Эрна поторапливала чистильщиц и показывала, что они не должны так уж тщательно счищать шкурку — главное делать это быстро. Двое мыли картошку, остальные, погоняемые поварихой, спешно её чистили.

Тем временем Эрна распечатала мешки с непонятным содержимым, которые обсуждали недавно девушки, и стала высыпать бурые кусочки в огромные металлические баки, стоявшие на плите. По мешку на бак. Через некоторое время в каждый бак отправился кусок маргарина, отрезанный на глазок от большого брикета, и половник соли. Запахло горячей, но невкусной едой.

Кухонная бригада, изнывая от голода, работала до середины дня. Гонг на обед зазвонил, когда основная масса работниц пришла в лагерь. Двух женщин из группы Эрна оставила помогать на раздаче, остальных отправила в столовую. Валя, как и все, встала в очередь к окну раздачи еды. За ним стояли Эрна и Нина с пол-литровыми половниками в руках, а Катя подавала им железные миски. На обед полагался половник так называемого супа — того самого варева из непонятно чего с кусочком маргарина на бак воды — и три маленькие варёные картофелины. Пока женщины выстраивались в очередь за едой, Валя увидела Марьяну. Та вошла в столовую с Ниниными ребятишками и прямиком пошла к окну раздачи.

— Куда лезешь?! — раздражённо закричали из очереди. — Ишь, дитями прикрывается!

— Не пропускайте вперёд! — поддержал кто-то.

— Да вы что, бабы, сдурели совсем? — кричали другие. — Она не прикрывается! Это даже дети не её! Она их привела, чтобы покормить не забыли! Мать-то на работе с утра!

Марьяна, не отвечая никому, заглянула в окно и что-то сказала по-немецки Эрне. Та качнула головой куда-то в сторону, и Марьяна увела ребятишек из столовой.

Когда подошла Валина очередь, она увидела через окно раздачи, что дети сидят в уголке кухни и хлебают из одной миски тот же суп.

«Нина свой отдала? — подумала Валя. — Что ж мы так все напуганы, что уже и не жалеем никого?» И вдруг она услышала эти же слова за своей спиной. Обернулась — Марьяна будто эхом повторила вслух Валину мысль.

В этот момент Эрна отошла в сторону, так что стала не видна из окошка.

Нина при помощи Кати молча продолжала раздавать еду, но Валя перехватила её благодарный взгляд, брошенный на повариху.

Вечером в бараке Нина шёпотом сказала Вале, Наташе и Марьяне, что Эрна отошла и положила детям картошки и по куску маргарина, но не велела никому говорить. Немцам строго запрещено помогать остарбайтерам, и они до смерти боятся друг друга — никогда не знаешь, кто донесёт.

— Нин, а что в мешках, из которых Эрна баланду варила? Я так и не разобрала. Да и немного кусочков-то на порцию попадается. Всё больше вода.

— Это, похоже, кормовая свёкла. Сушёная. Мешки — заметила ты? — лёгкие.

— Почему кормовая?

— Её на корм скоту выращивают. Она на обычную свёклу не похожа. Длинная, светлее обычной свёклы и волокнистая. Здоровая такая. Бывает, штука несколько килограммов весит. Коровам хорошо. У нас в Крыму она не росла.