— Не наши! Наши ушли! Есть надежда, что ушли…

К людям, стоящим под прицелом четырёх солдат, приближался офицер.

Взгляд Костаса посветлел.

— Герр официр! — крикнул он громко, чтобы его услышали конвой и офицер.

Спутники Костаса напряглись: что он задумал?

Офицер обернулся и сделал несколько шагов в сторону Костаса. Рядом возник переводчик.

— Герр официр! Если охрана убила негодяев, которые убежали, то зачем убивать ещё двадцать человек, которые могут работать на благо Германии? Я уверен, что они не знали о намерении тех людей бежать!

Переводчик растерянно перевёл.

— Герр официр! — продолжал Костас. — Ваша логика и немецкий порядок не могут этого допустить. Ведь мы едем в Германию работать? Чем больше нас приедет — тем лучше?

Офицер изумлённо смотрел на странного парня. А этот русский не так глуп… Офицер повернулся к конвою:

— Abbrechen! In die Waggons![66]

Охранники знаками велели всем расходиться по вагонам. Люди, всё ещё не веря в своё избавление, стояли, будто остолбенев.

— Шнеллер! Шнеллер! Ин ди вагонс! — зазвучало отовсюду.

Пленники кинулись к поезду. У какой-то женщины от пережитого ужаса подкосились ноги. Её подхватили под руки, чтобы не упала, и втащили в дверь. Наверное, ещё ни разу они не грузились в эшелон с такой скоростью.

Костас запрыгнул в вагон, подал руку Асие. Взобравшись, пожилая татарка вдруг распрямилась в полный рост и низко поклонилась Костасу. Тот растерянно смотрел на женщину.

— Что вы, Асие бита?

— Ты молодец. Ты сын своего отца. Он оттуда, — Асие подняла руку вверх, — видит тебя.

Костас ошеломлённо молчал.

— Молодец, Костя! — похлопала его по плечу Марьяна.

— Ну ты моща! — Парни хлопали Костю по спине, подталкивали кулаками. — Даёшь стране угля!