— Выйти из вагонов с вещами! — прокричал подбежавший переводчик. — С вещами! И построиться в колонну по четыре!
Люди начали спешно увязывать узлы, застёгивать чемоданы. Костас запер чемодан с остатками общей еды и тоже взял с собой.
— Женщины в одну колонну, мужчины — в другую! — кричал переводчик. Солдаты жестами и дулами винтовок показывали, где кому строиться.
— Марьяна, возьмите чемодан. Там немного еды осталось, но всё же…
— А вы как же?
— У вас дети, женщины. Мы как-нибудь… Да и мало там на всех.
Разговаривать было некогда и небезопасно. Марьяна взяла чемодан, тепло улыбнулась Косте и Николаю и пошла к колонне женщин.
У вагонов кричали, плакали, обнимались, прощаясь друг с другом. Фашисты торопили, разгоняли пленников, отрывая братьев от сестёр, мам от сыновей. Наконец колонны худо-бедно сформировались и в окружении конвоя двинулись по платформе, потом по путям… Шли долго. Время от времени кто-то падал, все останавливались, но, подгоняемые окриками солдат, спешили дальше. Впереди раздались выстрелы.
— Убёг кто-то, — почти спокойно сказала женщина рядом с Валей. — Хоть бы добёг куда…
— Добежишь тут… — обречённо ответили ей, — по путям не больно разбежишься. Они вон просматривают всё.
Валя вдруг вспомнила разговор с Костасом про побег на перегрузке и напряжённо молчала. Хоть бы Костас с Николаем не попытались здесь убежать… погибнут ведь. Она оглянулась на мужскую колонну, идущую позади них. Нет… ничего не видно. Но стреляли впереди, значит — не наши.
Миновали какие-то строения, пересекли ещё несколько путей. Ребятишки, держащиеся за Нину, спотыкались на шпалах, колонна тормозила, солдаты подгоняли, покрикивая и тыкая в спины прикладами. Наконец дошли до длинного ангара, пристроенного к кирпичному зданию.
Загнав всех женщин в одну половину ангара, разделённого почему-то высокой фанерной перегородкой вдоль, фашисты выставили вперёд переводчика, и он, громко крича, объяснял новые требования:
— Вещи сложить у выхода, вы их потом получите! Все должны раздеться! Совсем! Вы будете проходить медосмотр и баню. Вещи в дезинфекцию. Всю одежду и обувь повесить на вешалку с номером. Бирку на верёвке с тем же номером надеть себе на шею, вторую — на чемодан или узел с вещами! По двадцать человек в очередь! Врач, потом дезинфекция, потом баня и одежда!
Измученные дорогой и понимающие, что спорить бессмысленно, женщины покорно разделись, уже даже не обращая внимания на стоящих в дверях солдат.
Тихая очередь обнажённых женщин разного возраста с бирками на шее протянулась к двум столам. За одним из них девушка записывала имя и фамилию угнанной, ставила рядом номер и передавала бумагу на другой стол. Немолодая немка слушала дыхание, осматривала кожу, заглядывала в горло и, поставив крестики во всех графах, жестом отправляла пленницу в следующее помещение.
Там происходило что-то непонятное и пугающее. Женщин выстроили в ряд. Несколько солдат, методично двигаясь вдоль строя, окунали длинные палки с мочалками на концах в вёдра с какой-то жижей и мазали ею волосы на голове и других частях тела. Валя с ужасом смотрела, как солдат приближается и к ней, но в этот момент её потянули за косу. Позади неё стоял немец с большущими ножницами. Не успела девочка охнуть, как тот одним движением отрезал косу и, бросив её в корзину, направился дальше. «Теперь убивать будут», — мелькнула мысль. Валя увидела, как немец строгим жестом велел Марьяне вынуть из волос шпильки. Уложенная короной коса развернулась и тут же полетела в корзину. Марьяна молча закусила губу.
Валю больно ткнули палкой. Холодная жижа потекла по бокам от подмышек, с макушки по лицу. Было зябко и противно. Девочка подняла руку, чтобы вытереть лоб, не дать этой гадости затечь в глаза. Рука стала зелёной. «Наверное, и волосы тоже…» — машинально подумала она.
— Waschen! — крикнул один из солдат.
«Мыться», — вдруг вспомнила Валя слово. Значит, не станут убивать — иначе зачем же мыть обречённых? Ах да, нас же работать везут. Значит, не убьют пока.