Джон бесится, но сделать ничего не может — командование по-прежнему хранит загадочное молчание, а без приказа австралийцы в атаку не пойдут.

По планерам стреляют все три уцелевших «Бофорса», бьют миномётчики и батарея двадцатичетырёхфунтовок, противник несёт потери, но на чёртовых холмах уже сейчас собралось больше батальона фашистов, и выбить их оттуда будет намного труднее, чем парой часов ранее.

Вероятно, командование всё-таки ещё есть — со стороны залива долетел звук выстрела из тяжёлого орудия. Восьмидюймовый снаряд с «Йорка» упал с недолётом, следующий ушёл в море. Пристрелявшись, артиллеристы крейсера добросовестно перепахали обращённую к ним сторону холмов, но настильный огонь корабельной артиллерии не может достать врага, укрывающегося за обратными скатами высот.

Чёртов полковник с его застарелыми фобиями!

***

Открывшийся сразу после рассвета берег горист и неприветлив.

— Теперь ты понимаешь, Вилли, почему сюда отправили горную дивизию? — Видимо, стоящие на палубе катера офицеры продолжают состоявшийся ранее разговор.

— Да, Гельмут, ты был прав, здесь есть несколько склонов, на которые придётся карабкаться, — соглашается собеседник, поправляя кепи с изображением эдельвейса, — по мне лучше горы, чем часами болтаться на волнах и в любую минуту ждать появления английских крейсеров.

— Господа просвещённые мореплаватели в этот раз проспали, — улыбнулся Гельмут. — Или оказались заняты в других местах.

— Или оказались заняты, — офицер подносит к глазам бинокль. — У чёртова берега сплошные камни, как наши героические мореплаватели собираются устраивать здесь высадку?

— Лучше прыгать к берегу по камням, чем лезть к нормальной пристани под английскими снарядами.

Эта мысль тоже не вызвала у собеседника возражений.

Пригодные для десантирования пляжи на берегу всё-таки есть, хоть и небольшие. Сапёрные катера неспешно — иначе не умеют, — разделяются на три группы и направляются к местам высадки. За ними выстраиваются в очередь неуклюжие двухпонтонные паромы, детища полковника Зибеля.

До этого дня селение Сфинари жило обычной жизнью, война шла где-то там, далеко. Туда уходили парни призывного возраста, с войны приходили письма и сообщения о гибели земляков. Совсем недавно это чудовище подобралось ближе, заявило о себе зенитной пальбой и разрывами бомб на обжитом северном побережье, ящиками винтовок, которые раздавали с пыльных грузовиков всем желающим усталые молчаливые солдаты.

Этим утром война заявилась в деревню лично. Лязгнула о пляжную гальку сходнями десантных катеров, затопала по улочкам рифлёными подошвами егерских ботинок. Первые отряды немцев, не отвлекаясь на местных жителей, бросились занимать господствующие высоты, умело взбирались по горным тропам, распугивая бурых коз и чумазых пастушат. Тем временем всё новые группы чужих солдат выбирались на берег, строились, под лай команд поворачивались и уходили с берега, освобождая место для высадки очередных подразделений.

Под ноги одной из групп выскочила из переулка небольшая собачонка, шарахнулась от незнакомых людей, залилась лаем. Собачью истерику прервал пистолетный выстрел. Отброшенное пулей лохматое тельце дёрнулось пару раз и затихло. Унтер убрал пистолет в кобуру и повёл отделение дальше в горы.

На запах крови к собачьему трупу начали слетаться первые мухи.

С катеров скатывали мотоциклы и похожие на них гусеничные аппараты, к машинкам цепляли низкие маленькие пушки. Наконец к берегу начали подавать неуклюжие паромы. Один из них, уступая дорогу уходящему в море катеру, потерял управление. Волна подняла его и посадила на торчащие у берега камни. С перекошенной палубы слетел в воду закрытый брезентом танк. Второй устоял, но вряд ли когда-нибудь его можно будет разгрузить — волны продолжили бить паром о выступы скал.

К пляжам подходит не больше пяти паромов за раз. Видимо, высадка затягивается — руководящие разгрузкой немцы нервничают, размахивают руками и сыплют командами чаще, чем в начале.