– Но…

– Если такого объяснения недостаточно, лучше съезжай от отца, пока можешь, – Ставра оглянулась через плечо и шагнула в сторону собравшихся.

– Я пойду к платформе. Хорошо, если на одежду попадет пепел от костра. Таковы традиции. Однако тебе, – уточнила она, махнув на черный костюм, – лучше остаться здесь.

– Я тебя рассердил?

– Нет, скорее, расстроил. Но и ты не первый.

Она растворилась в толпе, и Лексос потерял Ставру из вида. Однако через минуту девушка появилась на платформе и выпрямилась во весь рост. Дети Тарро громко смеялись, а Ставра стояла перед незажженным костром и молчала.

Ставра сильно отличалась от отпрысков стратагиози, каждую ночь она «награждала» простых смертных, добавляя на их лица новые морщины, и для нее гибель Джино была не шуткой.

Если правило хорошего тона заключается в том, что пепел должен попасть на одежду, с черным костюмом и впрямь лучше держаться ближе к толпе, чем к костру. Лексос занял удобную позицию, чтобы ему открывался отличный вид на платформу, а Тарро – на сына Васы.

Церемония началась с прихода стратагиози. Резко загудели трубы, играя незамысловатую и печальную мелодию. Толпа растеклась в стороны, к колоннам, пропуская Тарро. Он был одет в красный фрак с такими длинными полами, что их поддерживали сразу три слуги. Одна гостья шепнула подруге, что Тарро добавлял по футу ткани за каждого убитого ребенка, но Лексосу слабо верилось в сплетню – тогда шлейф мог достигнуть моря.

Тарро вальяжно продвигался по залу, словно вышел на послеобеденную прогулку. Он бодро махал собравшимся и улыбался, слушая восторженные крики. Лексос, который ожидал, что Тарро будет шагать к платформе неторопливо и торжественно, не удивился бы, если бы тот подхватил на руки какого-нибудь младенца и расцеловал в обе щеки.

К тому моменту, как стратагиози приблизился к костру, Лексос обнаружил, что там уже лежит Джино. Труп принесли совершенно незаметно, пока все были отвлечены на Тарро.

По тизакским традициям отец покойного развернулся бы к присутствующим, произнес речь о том, каким чудесным юношей был Джино и в какого мужчину он мог бы вырасти, как сильно его любили и что осталось после него. Однако Тарро задержался на ступенях платформы и принялся ждать.

Время шло, а он все чего-то ждал.

Ставра выглядела совершенно спокойной, значит, все было в порядке. Может, Тарро запыхался в тяжелом фраке?

Среди детей Домина кто-то пошевелился, но движение резко оборвалось, и в натянутой тишине раздался дикий вопль, а потом – глухой стук тела, упавшего на платформу. Один из зрителей толкнул соседа, радостно тыча пальцем в сцену убийства. Кем бы ни был новый преемник Тарро, он только что передал титул кому-то еще.

Из толпы детей вышла девушка в кружевном алом платье. Темные волосы убраны в пучок, но одна завитая прядь элегантно ниспадала на щеку. Смуглая кожа и изящные черты привлекали внимание к ее глазам, почти черным и очень блестящим. В ней не было ничего от лица Тарро, но кровь Домина читалась в движениях, таких плавных и небрежных, словно ей никогда не приходилось никому уступать дорогу.

– Фалька, – прошептал кто-то за спиной Лексоса. – Так и знал! Джианни мне проспорил двадцатку.

Лексос никогда о ней не слышал – ни от разведчиков, ни на встречах совета. Впрочем, детей Домина настолько много, что знать их всех просто невозможно. Фалька спустилась с платформы и направилась к Тарро, слегка удивленному происходящим.

– Дорогая моя, – сказал он, притянул дочь к груди и поцеловал. – Я ожидал другого ребенка.

Фалька мило улыбнулась.