Конечно, разумно с его стороны не верить во все подряд, но в скептицизме Михали читалось нечто более глубокое, засевшее в недрах души, возможно, нежелание признать, что дочь стратагиози соткана не из холодного камня, а из плоти и крови.
– Мне нужна искренность, – сказал Михали и кивнул. – Ты готова предать семью из-за портрета в церкви? Кто в такое поверит?
– Тогда позволь мне доказать, какую пользу я могу принести.
Он наморщил лоб и перевел взгляд на огонь в камине.
– В твоей пользе нет сомнений, Тиспира. Однако я говорю о доверии. А это не одно и то же.
По коже Реи пробежал холодок. Для нее в упомянутых понятиях не было разницы. Значит, таково влияние Васы? Или это изначально часть ее самой?
– Ну… – смущенно протянула Реа.
– Почему ты передумала? – мягко спросил Михали, опираясь локтями о колени. – Но не пытайся меня обмануть.
Поймет ли ее Михали? Реа думала, что на такое способны родные братья и сестра, но они на другом конце страны, и еще неизвестно, сможет ли она вернуться в Стратафому. Выбор сделан, надо быть откровенной с Михали, чтобы сохранить жизни близких.
– Я узнала женщину на портрете, – живот скрутило от паники, и Реа накрыла его ладонями, зажмурившись в мерцании свечей.
Ей не хотелось видеть неизбежное сомнение во взгляде Михали.
– Айя Ксига – моя мать.
Повисла минута тишины, которую вскоре нарушил долгий выдох Михали.
– Ты уверена?
Реа надеялась избежать вопроса. Да, она сомневается, но это не его дело. Жаль, рядом нет Лексоса. Он запомнил лицо матери и мог бы сказать наверняка.
Однако теперь Реа должна взвалить очередной груз на свои плечи. Она лишится любви брата после того, как ему сообщат, что сестра вступила в Схорицу. Очевидно, Лексос отречется от нее, зато она сохранит ему жизнь. Несмотря ни на что.
– Наверняка ты сейчас думаешь, что я потеряла рассудок или надышалась благовоний… – прошептала Реа, опустив голову на ладони. – Но на портрете в церкви – действительно моя мать. Конечно, звучит дико, но чем больше я обо всем размышляю… – она вздрогнула и распахнула глаза, ощутив касание пальцев на запястье.
– Реа, – прошептал Михали. – Реа…
– Тебе нельзя так меня называть.
Михали улыбнулся с оттенком странного чувства – сожаления? Или чего-то другого?