Я долго смотрела на листок в моей руке, читая и перечитывая каждое слово этого странного письма. Такая манера выражать свои мысли вполне могла быть свойственна Конраду в его нынешние тридцать пять; это была речь взрослого мужчины, это был уверенный почерк взрослого мужчины. И все-таки это, конечно же, был не Конрад. Это просто не мог быть он – однако то, что письмо выглядело таким правдоподобным, наполнило мою душу грустью и состраданием. Очередной болезненный удар для моих родителей. И эта отсылка к одной из любимых библейских цитат отца. Очень неглупый ход, хотя, конечно, цитата весьма известная. И насчет серебряной свадьбы тоже упомянуто очень кстати. Хуже всего, пожалуй, было то, что упомянутая цитата красовалась на банке с «Золотым сиропом».
Я не сразу поняла, что невольно выронила письмо. Отец нагнулся, поднял его и сказал:
– Теперь-то ты понимаешь, что Конрад вернулся. Действительно вернулся. И мы наконец-то снова его увидим.
Я молча покачала головой и, вдруг почувствовав дурноту, воскликнула:
– Нет, я больше не могу! Пожалуйста, не заставляйте меня снова через это пройти! – Я отвернулась, чтобы они не заметили слезы у меня на глазах, и двинулась к дверям. – Я правда больше не могу, папа. Мне очень, очень жаль.
– Погоди, Беки, ты ведь даже свой чай не допила.
Я помотала головой, но не обернулась, хотя услышала, как мать сказала: «Оставь ее, Стэн, она еще не успела прийти в себя. Дай ей немного времени, она скоро привыкнет». Отец что-то тихо ей ответил, но его слов я не расслышала. Затем у меня за спиной раздались его торопливые шаги, и я еще более решительно шагнула к двери, надеясь избежать очередного объяснения, но, почувствовав на плече его руку, инстинктивно обернулась и чуть не столкнулась с ним.
– Беки, я очень тебя прошу, – сказал он, – подари нам еще один шанс, хорошо? Не отвергай это письмо. Я знаю, как нелегко тебе пришлось – и из-за того, что творилось с твоей матерью, и из-за всего остального. Но на этот раз все будет иначе. Я это чувствую.
Мне захотелось напомнить ему, что и в предыдущих случаях он «это чувствовал»; в том числе и когда, как оказалось, письмо «от Конрада» было написано некой женщиной пятидесяти с лишним лет, которая утверждала, что является медиумом. Тогда, помнится, отец отвалил ей восемьсот фунтов за то, что она «взялась передать нам весточку от Конрада».
Но я не стала ни о чем ему напоминать. Глубоко вздохнув, я сказала:
– Пап, мне действительно пора. Я обещала Доминику, что не буду задерживаться.
– Это тот цветной парень, с которым она сошлась, – раздался у меня за спиной резкий голос матери. Видеть ее лицо я не могла, но знала, что глаза у нее сейчас твердые, как агаты. – Она давно уже не наша прежняя Беки, Стэн. Она так изменилась с тех пор, как стала работать в «Саннибэнк».
– Но я больше не работаю в «Саннибэнк Парк», – возразила я.
– Правильно. Мы знаем, детка, что теперь ты работаешь в школе Конрада, – снова заговорил отец. – И твоему брату наверняка очень захочется узнать, как там теперь дела.
– Ох, папа… – Я посмотрела на него. – Только, пожалуйста, не надо снова подогревать в себе надежду.