— Что за черт?! — возмущенно кричит откуда-то снизу тот, кто никогда не будет моим, и вдруг до меня доходит, что на самом деле это он поднимается с пола.
Что это? Папа его ударил? Ущипните меня. Я лежу тут без сознания пять, вернее, шесть дней, но точно знаю, что это галлюцинация. Это просто невозможно.
— Проваливай, — заявляет папа таким тоном, которому бы позавидовала даже мама. — И больше никогда не возвращайся. Даже не смей к ней приближаться, понял?
Тот, кто никогда не будет моим, не произносит в ответ ни слова. Конечно же, он ничего не понимает и наверняка растерянно хлопает глазами. Как получилось, что его — драчуна и забияку — уложили на пол одним ударом?
— Ну-ну, — тихо говорит тот, кто никогда не будет моим.
А потом он делает то, что делает всегда, если что-то идет не так, как ему нужно: он уходит. Как же все просто — повернуться спиной, закрыть за собой дверь и уйти. Оборачивается ли он, чтобы посмотреть на меня и улыбнуться? Я не знаю, ведь я не могу открыть глаз. Проносятся ли перед ним те дни, когда он был готов отдать половину сердца, чтобы быть со мной рядом? Сожалеет ли он о прошлом, которое остается у него за спиной? Этого я тем более не знаю.
Его плавные шаги быстро удаляются от меня. Хлопает дверь и раскрывается лифт, унося от меня угли моей большой любви, сгоревшей у меня на глазах.
Вот и все.
— Извини, что не сделал этого гораздо раньше, — говорит мне папа и тут же нервно кашляет и хлопает себя по карманам.
— Заррраза! Я где-то потерял свой блокнот… Я быстро…
И он оставляет меня одну — дуть на угли моей большой любви и плакать над тем, что чуда не случилось. Этот мужчина никогда не будет моим, но я снова пожелаю ему удачи.
Пока лифт уносит его от меня прочь, за окнами гремит гром, и наверняка ослепительные молнии прорезают тучи насквозь. Душная жара нескольких последних дней прорывается яростной грозой. Вода хлещет за окном, как из ведра, и прохладные капли долетают даже до меня. Температура медленно снижается, и это значит, что тот, кто никогда не будет моим, уходит все дальше.
Ты снова уходишь, так уходи же легко и приятно. Пусть тебе не попадется ни одной неровной ступеньки и никогда не придется жалеть о дорогах, которые ты выбирал. Я желаю ему удачи и вдыхаю так глубоко, что мое сердце оказывается в желудке. Глупо, правда?
— Очень глупо, девочка, — соглашается бабуля. — Но иначе нельзя.
И пока тот, кто никогда не будет моим, уходит прочь, не сожалея и не оглядываясь, я как в море, купаюсь в моем новом и очень странном чувстве. Как будто и сейчас со мной не может случиться ничего плохого, а все чудеса — мыслимые и немыслимые — лежат у моих ног. Очень глупо, девочка.
Лифт останавливается на первом этаже, его двери открываются и снова закрываются, а мы так и остаемся внутри. Скрипучие створки отгораживают нас от всего мира, и нет такой силы, которая заставит меня оторваться от его губ. Наверное, внутри душно и противно пахнет машинным маслом, но для меня есть только тепло его тела и запах его волос. Вдобавок ко всему гаснет свет, а кнопки с цифрами тускло светятся в темноте, хитро подмигивая кривыми мутно-зелеными глазами, но рядом с ним мне не страшно даже сейчас.
Понимаю ли я, что, несмотря на все это, он никогда не будет моим? Наверное, да. Я обнимаю его чуть крепче, чем нужно, и прижимаюсь чуть ближе, чем следовало бы. Он, конечно, тоже это чувствует. Но тем не менее нет на свете силы, которая заставила бы его выпустить меня из этого лифта. Я не знаю, сколько времени мы провели в духоте и темноте, но мне редко случалось испытывать что-либо более приятное, и это чистая правда.
Скрипучие дверцы закрываются, скрывая от меня все лишнее. Есть только он и я, и нет никакого мира снаружи — ни условий, ни обещаний, ни принципов. Нет офисов со звенящими телефонами и банков с бесшумными аппаратами для выдачи наличных, нет магазинов модной одежды, нет родительской квартиры с завтраком ровно в восемь и бывших любовников с укоризненными глазами. Только он и я. Я растворяюсь в нем до кончиков волос, верьте мне. Растворяются мои кости, ногти и внутренние органы.
И если отбросить мир, отрезанный ржавыми дверьми тесного лифта, важно ли, что этот мужчина никогда не будет моим? Когда двери со скрипом открываются и вспыхивает свет, я парю где-то под потолком.
Представьте себе изумление соседки с третьего этажа, которая нажимает на кнопку лифта, чтобы подняться к себе. Представьте себе ее вытаращенные глаза, ее раскрытый рот, ее пластиковый пакет, который падает на пол, ее помидоры и огурцы, которые катятся во все стороны по грязным коричневым плиткам… Представьте себе ее возмущенный вопль и смеющиеся глаза того, кто никогда не будет моим.