Одна стена кривовата, но зато остальные три выглядят просто замечательно — украшенные высокими башенками и воротами, ровные, крепкие. Мне шесть лет, и мы с папой на даче строим песочный замок на берегу реки. Вообще-то строит папа, а я его все больше подгоняю. Потому что иначе он, сам того не осознавая, погружается в мир своих загадочных формул, уплывает далеко-далеко от меня и тем более от нашего песочного замка. Именно поэтому одна стена и получилась такой кривой: работая над ней, папа как раз пребывал в параллельном пространстве.

Я подсовываю папе совочки — он послушно копает. Я даю ему камешки разных размеров, он беспрекословно укладывает их по местам. Иногда я толкаю его в бок, и тогда он вздрагивает и начинает копать и раскладывать быстрее.

Он окружает наш замок рвом и делает через него мост — ведь надо же как-то выбираться на прогулки живущей здесь принцессе.

Я вполне довольна происходящим, пока к нам с папой не подходит совершенно чужая девочка. Раньше я ее никогда не встречала, но она ведет себя так, как будто мы знакомы тысячу лет. У нее розовое платье с оборками и длинные кукольные темные волосы. Она садится рядом и тоже начинает копать.

Я молчу. Она пристраивает к нашей стене свою башенку. Я молчу. Она делает в нашем рве маленькую дырочку, выпуская тонкий ручеек. Я молчу. Она протягивает папе камень, и он как ни в чем не бывало кладет его среди наших камней. Скорее всего он просто не замечает, что в нашей компании появился кто-то лишний. И тут я не выдерживаю.

Я не торопясь набиваю мокрым песком свое самое большое ведерко, подхожу к девочке и переворачиваю его как раз над ее головой. Это мой папа, девочка. И только я могу строить с ним замки.

По ее кукольным волосам бегут черные песочные реки, а по рукаву розового платья ползет жирный коричневый червяк. Девочка от ужаса не может сказать ни слова и только стоит неподвижно. Ведь стоит ей пошевелиться, и грязный песок посыплется под ее красивое розовое платье. Она медленно раскрывает рот и кричит так громко, что даже папа возвращается из мира своих загадочных формул.

— Какая гадость, — говорит он. — Где ты так испачкалась, девочка?

А потом он берет меня за руку и ведет домой, чтобы она ненароком не научила меня чему-нибудь ужасному.

— Пойдем отсюда. От этой грязной девочки можно ожидать чего угодно.

Он так и говорит, верьте мне. И до самого дома держит меня за руку очень крепко, потому что я маленькая и меня надо защищать.

Так в шесть лет до меня доходит, что правда и неправда — вещи очень относительные. Хотя будем откровенны: слово «относительный» пока еще слишком длинное, чтобы я смогла его четко произнести.