Шерон подняла всех мертвых, что теперь были вокруг нее. Двадцать шесть тел разом вскочили и, подчиняясь ее команде, рухнули на шаутта, давя его, прижимая к земле.
Сплюнув кровь, указывающая встала перед Анселмо де Бенигно, краем глаза видя, что Мильвио все еще сражается с другим демоном, увертливым, бросившим в противника ослепительную молнию, из-за которой над цирком растекся запах приближающейся грозы.
Ей требовалось время, и плененный шаутт рвался на свободу, ломая человеческие тела, точно хрупких деревянных марионеток. Шерон заставила плоть сливаться, а кости срастаться между собой, обращая трупы в бронированный панцирь.
Все это пульсировало, истекало кровью, надувалось, лопалось и дышало. Страшное тесто. Мертвая глина в ее руках. Многие из тех, кто остался жив, прянули в стороны от отталкивающего, смердящего зрелища.
Демон бился изнутри, ломая ребра и грудные клетки, пытаясь пробиться через затвердевшие в сталь мышцы. Она сращивала их обратно, уплотняя ловушку, не замечая, что пальцы ее левой руки сжаты в кулак и тот пульсирует, словно белое солнце.
Какой-то мужчина не выдержал, с криком бросился на нее, взмахнув кинжалом. Мильвио не успевал…
Успел герцог.
Он оттолкнул убийцу всей своей немалой силой, заставив того упасть под ноги гвардейцу. Один решительный жест владетеля – и солдат лишил напавшего на Шерон головы. Резкий приказ – и ее окружили люди с щитами и мечами, взяв в круг, чтобы подобное больше не повторилось.
Когда черное щупальце наконец-то пробило брешь в мертвом панцире, Мильвио уже был рядом. Он легкоувернулся от секущего удара, который точно хлыст пришелся по земле. Полуторник отсек «лапу», а после погрузился в плоть, достав до шаутта.
Из-под мертвых теперь потекла шипящая ртуть.
Шерон опустила руку, и огонь из белого стал обычным. Теплым. Оранжевым.
Он пожирал темно-синий бархатный занавес и декорации цирка.
Дэйт пребывал в странном состоянии. Он сам отмечал это и старался разобраться в причинах. Ему не нравилась Риона.
Однозначно не нравилась.
Большая. Шумная. Непонятная. Суетливая. Запутанная. Ни один город в Горном герцогстве с ней и рядом не стоял.
Слишком тепло. Слишком ярко. Слишком много незнакомых запахов, незнакомых лиц, смеха, плясок, танцев.
Треттинцы очень отличались от его народа. Женщины другой красоты. Зеленоглазые, почти все шатенки. Гибкие, стройные, певучие. Еда другая. Непривычная, часто острая и еще чаще обитавшая до этого в море.
Они не чурались подходить друг к другу слишком близко, говорить слишком громко и с непривычки казалось – очень эмоционально. Смешливы, ироничны, порой необычайно вежливы, что виделось ему насмешкой, почти оскорблением.
Юг, поглоти его шаутты! Он всегда представлял угрозу для Горного герцогства. Не все живущие здесь, разумеется. Но за века в горах привыкли, что именно с юга приходят самые большие неприятности. Фихшейз и Ириаста научили их не доверять тем, кто обитает в теплом мире, на равнине.
Треттинцы конечно же отличались от «добрых» соседей. С ними не враждовали, а торговали уже веками, но все равно недоверие оставалось. Возможно, такова природа любого человека. Северяне не любят южан. Южане точно так же относятся к северянам.