Он бы и спросил, будь они хоть мало-мальски знакомы, но спасение на водах, по нынешним временам, недостаточно веский повод для знакомства и задушевных бесед.

В доме царила тишина. Чернову она показалась настороженной. Дом затаился и наблюдал.

– Вы живете одни?

– Здесь? – Она обернулась, снова глянула на него как-то странно.

– Здесь. – Он кивнул. Наверное, тень ему показалась. Ожидал увидеть русалкиного мужа, вот и примерещилось.

– Одни, – ответила она с явной неохотой, словно он спросил о чем-то неприличном, а потом принялась обходить дом. Медленно, комната за комнатой. Даже в кладовку и ванную с туалетом заглянула. Кого искала? Может, наврала, что живет без мужа. Может, муж опомнился, осознал, что натворил, и сделал ноги? Вот только нет в доме следов мужика, Чернов специально посмотрел. Ни мужика следов, ни каких других. Он и сам не понимал, какие следы пытается найти, но избавиться от тягостного, свербящего в затылке чувства не мог, как ни старался. За ними наблюдали, следили за каждым шагом. Вопрос – кто?

Чернов осторожно положил малого на разобранную кровать, осмотрелся. Спрятаться в этой комнате было ровным счетом негде. Разве что в здоровенном платяном шкафу. Шкаф, кстати, из массива, явно антикварный и недешевый. И настенное зеркало в резной раме тоже антикварное и дорогое. Даже странно, как эти винтажные вещицы сохранились в долгие годы пустовавшем доме. Странно, как сам дом сохранился, если уж на то пошло. Вот в своем собственном Чернов сразу же установил охранную систему. Жить на Темной воде постоянно он не планировал, а зимой в этой глуши за домом нужен нормальный присмотр.

Пока он раздумывал об охранных системах, Нина на цыпочках подошла к закрытому шкафу и рывком распахнула его створку. Кого она там планировала найти?

Кого бы ни планировала, ничего не вышло. В платяном шкафу, как и полагается, висели платья. Спрятаться там было просто негде. Да и некому, если отринуть наконец паранойю и призвать на помощь здравый смысл. А она вздохнула с явным облегчением. Чернов тоже вздохнул. Странный дом, странная девчонка. Малой-аутист выглядит самым нормальным во всей этой истории. Может, даже нормальнее самого Чернова.

– Все? – спросил Чернов раздраженно. Не нравились ему такие вот иррациональные размышления.

– Все, – ответила Нина и улыбнулась одними губами. Это была мертвая, ничего не выражающая улыбка не русалки, а утопленницы. Дурдом…

– Тогда я пошел.

– Иди.

В этот момент ему показалось, что попросись он на постой, она бы обрадовалась. Да что-то не хотелось ему оставаться. Не любил он сложносочиненных дамочек, а эта была очень сложносочиненная.

– И… спасибо тебе.

– И… пожалуйста. Присматривай за малым в следующий раз получше, двери, что ли, запирай на ключ.

Получилось некрасиво. По-менторски получилось. Словно он имел право вот так ее поучать. У нее – сын, а у него из домочадцев только кактус.

– Хорошо, присмотрю. – А она не обиделась. Она пятилась к входной двери. Выглядело это так, словно вот прямо сейчас она раскинет в стороны руки, станет в дверном проеме и заорет дурниной: «Не пущу!»

Чтобы не встала и не заорала, Чернов поспешил ретироваться. К джипу своему направился почти бегом, аж самому смешно стало. А когда завел мотор, обернулся, глянул на темные окна. Никаких теней, никаких посторонних мужиков. Померещилось от недосыпа и интоксикации кислородом!

Темка спал. На лбу его выступили капельки пота, а маленькие пальцы перебирали во сне край пледа. Нина дорого бы дала, чтобы узнать, какие сны сейчас снятся ее сыну. Ее и саму клонило в сон. То ли от пережитого, то ли от выпитого виски, но ей нельзя засыпать. А еще, кажется, им с Темкой нельзя оставаться в этом доме.