– Слабак! – Сычев махнул рукой. – С ним тоже придется разобраться. Слишком много он знает и слишком истерично ведет себя в последнее время. Не бойся, моя сладкая, я что-нибудь придумаю. До следующей русальей недели еще есть время. И не смотри на меня так, человеческую природу не переделать.

Человеческую ли? Звериную. Наверняка звериную! Вот только даже звери не творят такое. Даже Сущь…

Сычев посмотрел на наручные часы, удовлетворенно кивнул. У него еще было много времени. Он избавился и от врагов, и от свидетелей. Почти от всех врагов и всех свидетелей. Ему хочется пить эту русалью ночь маленькими глотками, как дорогой коньяк. Ему хочется задушевных разговоров перед тем, как он приступит к тому, зачем пришел. И Темная вода скроет следы его ночных бесчинств точно так же, как она делала это раньше. Как делала двадцать лет назад. Века назад…

– Почему вы остановились? – спросила Нина, всматриваясь в темноту, прислушиваясь к темноте. – Почему тогда, двадцать лет назад, вы остановились?

Он глянул на нее с изумлением, словно бы никогда раньше не задавался этим вопросом. А может, и не задавался.

– Почему? – Перепачканной кровью пятерней он пробежал по седым волосам, окрашивая их в бордово-красный. – А ведь в самом деле, почему? Не хотелось. Не чувствовал я в себе этой страсти. Вот сейчас чувствую, – он глянул на Нину с вожделением, – а тогда словно успокоился. Женился даже, сына родил.

Сына родил… Яблочко от яблоньки… Такое же гнилое, ядовитое яблочко.

– Думал, ну все – отгулял свое, пора и остепениться. А потом увидел ее. То есть тебя. Ты ведь знаешь, как сильно ты похожа на свою мать?

Да, теперь она знала. Они похожи, и не только внешне. Если потребуется, Нина тоже будет молчать. Вот только не потребуется. Ее сил хватит. Ее сил уже хватило на то, чтобы понять, почему двадцать лет спала Темная вода, почему на берегу озера и в сердцах людей царил покой. Потому что тогда, двадцать лет назад, была принесена жертва. Страшная, кровавая жертва. Потому что Силична, прабабушка, которую она почти не помнила, приняла решение, позволившее кому-то выжить, а кому-то сохранить душу.

– А теперь ты мне скажи, Нина, как на духу скажи! Когда ты поняла, что твою мать убил я?

Когда поняла? Догадываться начала после рассказа навки. Навка помнила своего убийцу и помнила того, кто забавы ради кромсал ей горло. Вот только тогда Нина еще не знала наверняка, сколько их было – настоящих убийц. Яков тоже значился в ее черном списке, как и Березин. Они, все четверо, были в ее списке! А потом потайная дверца слетела с петель, и Нина вспомнила. Обрывки мозаики сложились в цельную картинку. Цельную страшную картинку.

– Сегодня. – Она не стала врать.

– Когда я заглянул к тебе на огонек?

– Позже.

– То есть тогда, когда ты задавала все эти свои вопросы, ты еще ничего не знала.

– Не знала.

– Забавно. – Он ухмыльнулся совершенно безумной улыбкой. – Выходит, я зря волновался.

– Не зря.

И снова она не стала врать. Он просто еще не понимает, что его ждет, не догадывается.

Оказывается, она тоже не смогла предвидеть все и сразу, потому что, когда Сычев сделал шаг в ее сторону, из темноты послышался сиплый голос: