Так надо, Нина…
Так было надо. Теперь она знает это наверняка. Кровавая жертва, великая жертва, усыпившая Темную воду на долгие годы, давшая передышку живым и надежду мертвым. Бабушка решила все сама. Сущь лишь исполнил ее просьбу, оборвал агонию и совершил кровавое жертвоприношение. Кровь такой, как они, – это огромная усмиряющая сила. Нина помнила, как бросились врассыпную русалки, когда ее собственная кровь смешалась с водами озера. А на что способно еще бьющееся сердце?..
Не смотри…
Не кричи…
Давай кататься, Нина…
Сущь толкнул когтистой лапой потайную дверь почти сразу, как ушел тот человек в болотных сапогах. В потайной комнате Сущь помещался, только когда становился чудищем на двух ногах. И говорить он мог только тогда.
– Давай кататься, Нина…
Она не хотела кататься! Она хотела к своей маме! И боялась увидеть бабушку…
– Кататься… – слова потонули в тихом рычании, и на подоле ее нарядного красного платья в белый горошек сомкнулись мощные челюсти. Сущь лег перед Ниной на пол. Холка его нервно дергалась, а в глазах разгорался красный огонь.
Теперь у нее остался только ее Сущик. Страшный Сущик, забравший у бабушки сердце. Теперь только он будет любить и защищать Нину. А потом, когда она вырастет, они вдвоем найдут и накажут тех людей.
Сущь не стал ждать, когда она вырастет. Сущь сам нашел Сычева. Вот только убить не сумел, потому что на излете русальей недели слабел точно так же, как слабела Темная вода, но пометил на всю оставшуюся жизнь. Озерный дух… он был создан и призван охранять не только таких, как Нина, но и Темную воду тоже. Отпугивать, не подпускать к ней чужаков. Особенно в русалью неделю, в страшную русалью неделю, когда чаша весов может склониться в любую сторону. Когда такие, как Сычев, повинуясь неведомому зову, выходят на охоту.
А Березин темной русальей ночью попался в объятия к навкам, к сонным, уже готовым погрузиться в долгий двадцатилетний сон навкам. Только потому он и остался жив. В каком-то смысле им с Сычевым повезло. Вот только повезло ли?
Сущик отнес Нину к Шипичихе, грозно рыкнул на кинувшегося было к ним пса, ударил лапой по тяжелой двери, оставляя глубокие зазубрины. Дверь открылась почти сразу же. Старуха не испугалась и не закричала, бесстрашно подошла к Сущику, положила худую ладонь ему на лоб, прикрыла глаза, а когда снова их открыла, перевела взгляд на Нину:
– У меня есть для тебя подарок, Нина. – В руке ее, откуда ни возьмись появилась полосатая юла. – Посмотри. Ты только посмотри, какой он чудесный…
Нина посмотрела…
– …Что еще за Сущь? – сиплый голос Сычева пробивался через мельтешение разноцветных полос и мерный гул раскручивающегося волчка.
Как же ей хотелось сказать: «Ты узнаешь! Очень скоро ты узнаешь, что такое Сущь!» Но вместо этого она произнесла совсем другое. И посмотрела не на Сычева, а на своего отца:
– Папа, пусть он уходит. Отпусти его.
– Нет! – Лицо отца исказила судорога. – Он не заслуживает прощения!
– Уходите! – Нина встала между Сычевым и отцом, прямо на линии огня. – Уходите, если у вас получится уйти…