Пару часов назад был, а теперь вот ушел. И что им остается делать? Дожидаться Лютого здесь? Сколько придется дожидаться? Скоро вечер, а там и ночь. Нина с Темычем останутся без защиты.

– Ну что? – спросил Яков, оставляя за Черновым право принимать решение.

– Он не вернется до утра, – сказал Чернов. Он был в этом почти уверен. Ночь – время Лютого. Ночь и озерный туман – его сообщники. – Возвращаемся.

Яков кивнул, кажется, с облегчением. Ему было неуютно здесь, в этой похожей на склеп землянке. Чернову тоже, но, прежде чем выйти на свежий воздух, он откинул в сторону одеяло. Под одеялом, в самом углу что-то белело. Чернов вытащил это белое на свет.

Снимок. Выцветший, измятый, с затертыми и обтрепанными краями. На снимке парень – красивый, смеющийся, счастливый. Лютый. Нет, пока еще не Лютый, пока еще Серега Лютаев. Он обнимает за талию такую же красивую, смеющуюся и счастливую девушку, Нинину маму. За их спинами – озеро, прибрежные кусты с клочками утреннего тумана на ветках. За одним из кустов – темный силуэт, даже скорее намек на силуэт. Игра света и тени, оптические капризы раннего утра. И два красных огонька, словно две зажженных где-то во тьме свечи. Сущь…

Захотелось выйти. Из этой пропахшей сырой землей тьмы на свежий воздух. Может быть, там, на свету, оптический обман исчезнет и снимок станет нормальным. Вот только Чернов знал правду: нормального в этой истории становится все меньше и меньше. Он сунул снимок в задний карман джинсов. Якову можно будет показать его позже, когда они доберутся до «уазика».

Чернов уже направился к узкому лазу, когда откуда-то сверху, прямо над их головами, раздался звук. Сначала тихий, а потом достаточно громкий, скрежещущий. Охнул и тихо выругался Яков, оттолкнул его в сторону, бросился вверх по земляной лестнице, но не успел. Дверь, тяжеленная, толстенная, сделанная на века, как и вся остальная землянка, была заперта. Чернов лихорадочно пытался вспомнить, был ли на двери замок. Не было! Не было никакого замка! Да и зачем он нужен в глухом лесу, в этом медвежьем углу? Но тем не менее дверь оказалась заперта. Или подперта чем-то снаружи.

Яков с ревом врезался в нее плечом. Бесполезно. Слишком узкий лаз, слишком мало места для маневров. И вдвоем к двери не подступиться. Может, выстрелить?

– В сторону! – рыкнул Яков, сдергивая с плеча ружье и отступая на несколько шагов.

Прогремел выстрел, в замкнутом пространстве показавшийся оглушительным, но дверь осталась стоять как стояла. Яков снова чертыхнулся, выстрелил второй раз, скорее от отчаяния, потому что было совершенно ясно, что эту дверь им не одолеть.

– Серега! Лютый!!! – заорал он во все горло. – Ты что творишь?! Открой дверь!

Ответом ему стала тишина. Но длилась она совсем недолго. Сверху снова послышался какой-то странный звук. Тот, кто запер их в землянке, забивал в крошечное оконце полено. Уже забил… Землянка погрузилась в темноту.

– Продыхи забивает, вентиляцию. – В темноте этой голос Якова прозвучал глухо и обреченно.

Чернов его понимал. Не хотел понимать, не хотел верить, но все же… Их не просто заперли в землянке, фактически их замуровали заживо под толстенным слоем земли и только что лишили доступа кислорода. Сколько они продержатся в этой подземной темнице? На сколько им двоим хватит воздуха?

– Серега! Не сходи с ума! Мы поговорить пришли! Просто поговорить! – Яков все еще продолжал надеяться на чудо. – Открой дверь! Выпусти нас!

Снаружи больше не доносилось ни звука…

Чернов пошарил в кармане куртки, вытащил мобильный. Заряд батареи был почти полный, но сеть не ловила. Может быть, из-за того, что место глухое, может, из-за того, что они оказались под землей. Света от экрана хватило, чтобы увидеть искаженное яростью и, кажется, страхом лицо Якова. Он тоже вытащил свой старенький мобильный, глянул на экран и в отчаянии мотнул головой.

– Вот я дурак! – сказал злым шепотом.

Дураки они были оба, потому что вдвоем полезли в эту чертову землянку, понадеялись, что Лютаев давно ушел.

– Посвети мне! – Чернов сунул свой мобильный Якову, сам нашарил в полумраке лавку, попытался выбить клин.