Руководство отдела поддержало предложение группы «химия» о работе с Эмигрантом с позиции «точки» в Рио. Этот источник регулярно передавал нам объемистые материалы из секретных сейфов американских фирм, среди которых были две из семи сестер — транснациональных корпораций в области нефти и химии. Информация шла в фотопленках, которые я просматривал и составлял описи по каждой фирме отдельно: «Стандарт ойл» и «Шелл». Затем пленки поступали в министерство либо химии, либо нефтепереработки. Делал эту всю работу Эмигрант безвозмездно.
Из работы с этим источником информации я понял, что личное впечатление о человеке может играть решающую роль в момент принятия ответственного решения о начале работы с ним.
Рядом с «атомными» разведчиками
История «атомного шпионажа» волновала меня. Я ходил рядом с людьми, которые своими руками совершили подвиг — добыли секреты по «манхэттенскому проекту» американцев. Один из моих коллег по НТР говорил о том, чтó он вычитал из публикаций на Западе, а я пытался понять, почему его возмущает стыдливое отрицание советской стороной участия нашей разведки в похищении секретов создания американской атомной бомбы.
— Максим, в Америке в судебном порядке уже доказано такое участие, и «воробьи всего мира уже чирикают» о роли разведки Страны Советов в создании отечественной атомной бомбы…
Действительно, к этому времени мы уже имели и атомную и водородную бомбы. Причем и та и другая собственной оригинальной конструкции. Постепенно я узнавал от моих коллег о роли нашей разведки в этом деле и участии в нем, в этой беспрецедентной акции, нашего начальника Леонида Романовича, его помощника Владимира Борисовича и затем пришедшего в отдел Анатолия Антоновича (это они стали в далеком будущем Героями России).
Как-то я рискнул обратиться за разъяснениями по этому вопросу к Владимиру Борисовичу. Реакция была, как мне показалось, неадекватная моему скромному вопросу.
— Придет время — узнаете, а пока не лезьте с этими вопросами ни к кому. Здесь не просто секретность, а судьбы многих людей, живущих еще там, за рубежом.
Видно было, что я здорово рассердил моего старшего коллегу. И тем не менее я задал еще один вопрос, который, как мне представлялось, реабилитировал мое стремление познать особенности «дела по атомному шпионажу».
— Владимир Борисович, но ведь на суде над Розенбергами многое было вскрыто из того, что было связано с этими делами… Вот и мой интерес не случаен: я понимаю причастность нашей страны к атомным секретам — как визитная карточка НТР, ее потенциальные возможности.
Я увидел, как усилием воли Владимир Борисович взял себя в руки, и все же ожидал его резких выпадов в мой адрес, но случилось не это.
— Ну-ка, пойдем ко мне в кабинет! Раз уж ты такой пытливый… — решительно сказал мой многоопытный коллега, может быть почувствовав в моих вопросах не просто праздное любопытство.
Мы прошли в его кабинет, который утопал в книгах и различных справочниках.
— Запомни и при случае скажи другим: Розенберги — святые люди. Над «атомным шпионажем» витает тень их загубленных жизней. Они не признали себя виновными в похищении атомных секретов и отрицали связь с советской разведкой. Именно нежелание этих мужественных людей рассказать об их работе с советской разведкой стоило им жизни, которую они мученически приняли на электрическом стуле… Кстати, знаешь ли ты, что твой новый начальник направления «химия» Анатолий Антонович приговорен американским судом к электрическому стулу, хорошо что заочно?
Розенберги погибли в разгар развязанной в США антикоммунистической кампании, известной под названием «охота на ведьм». Но уже в мое время работы в Главке стали поступать сведения, что эта кампания самими американцами была оценена как позорная страница в истории Америки.
— Максим, ты пытлив, но уж если мы заговорили об этой щепетильной пока теме, то пойми еще один штрих. Не разведка сделала атомную бомбу для нашей страны, а ученые и инженеры. Идеолог атомной бомбы в Союзе Игорь Васильевич Курчатов, с которым мне приходилось встречаться, официально — по закрытым каналам — отмечал, что благодаря усилиям разведки было сэкономлено время и огромные материальные средства…
Так мог разговаривать с начинающим в профессии человеком только умудренный жизнью и добрыми помыслами Учитель. И мне, кажется, удалось понять его мысль и этот разговор со мной: разведка значима для государства, а ты ее «боевой штык», как любил говорить наш Влас.
— Для нашей службы важна и оценка правительства в наших деяниях. Так, говоря об атомной бомбе, наше правительство оценило ее значение по линии внешнеполитической следующим образом…
Владимир Борисович покопался среди стопки четвертинок бумаги и выхватил одну их них.
— Вот слушай: «…появление атомной бомбы на вооружении Советского Союза позволило противопоставить оружие сдерживания великодержавным устремлениям США распространить свое влияние на все уголки мира…» Запомни, Максим, ты не только научно-технический боец разведки, но и политический ее боец.