— Да, увожу, чтобы не застрять здесь на час или два — это же мое слабое место, и я буду и могу говорить обо всем этом великолепии часами. Ты этого хочешь, Максим? — с деланным гневом спросил Барон.

Я потупил очи долу, представляя собой кающегося грешника.

В зале правосудия было много дневного света, который струился из полуовальных окон с видом на озеро, гладь вод которого просматривалась на километры с высоты третьего этажа. Судя по скату потолка, зал правосудия был последним из этажей.

— Почему «правосудия», Николас?

— Местный феодал правил здесь суд, а может быть, это было место сбора судей в этой части средневековой, еще не объединенной Швейцарии. Но суд явно был местный.

— Праведный? — спросил я с оттенком иронии.

— Да. Но в чью пользу! — коротко сказал Барон. — Одно можно сказать с уверенностью: свод законов Швейцарии весьма древен, хотя и моложе Британского.

— Смотри, Николас, — над камином, видимо, символ феодала, но уже с гербовым щитом, на котором флаг всей Швейцарии, — обратил я внимание Барона на еще один огромный камин.

— Думаю, Максим, здесь все сохранилось, как было лет двести назад, когда кантоны страны объединялись. Поэтому флаг страны с тех пор доминирует везде.

Зал был не столь велик, как просторен за счет эффектно устроенного потолка, цвета стен и светлого пола из выложенных плит. Тонкие колонны довершали устремление вверх.

Замок многократно достраивался и перестраивался, но вот Барон повел меня вниз. По тому, как меня он вел, я понял, что мы направляемся в подземелье. И ошибся, хотя и не совсем.

Мы пришли в тюремный зал, но какой! Во-первых, он был светел потому, что окна выводили на уровень воды в озере, а потому по потолку гуляли светлые блики и зайчики солнечного света. Во-вторых, это была часть замка, сохранившаяся с его первых дней. Правда, тогда это был, видимо, зал, одна из стен которого была простой скальной породой. Свод зала поддерживали лотосообразные вверху, массивные колонны, восемь вертикалей которых создавали ряд полукруглых сводов, плавно и крестообразно пересекающихся друг с другом.

— Максим, с этого места начинается замок Шильон, 1235 год. А теперь — смотри… — и Барон указал на верх колонны под потолком. — Там — надпись…

Я стал различать, сначала еле-еле, а затем все яснее: «Байрон», по-английски конечно.

— Здесь, Максим, в двадцатых годах прошлого века, незадолго до роковой поездки Байрона в Грецию, он был пленником местного феодала. Поместили сюда поэта за дерзость и независимый характер, обвинив его… в шпионаже.

При выходе из замка и прежде, чем ринуться в горы, мы перекусили бутербродами с сыром и вкуснющим местным молоком, которое продавали в розлив, ну совсем как в Подмосковье — так же, из бидона.