Неожиданно нам повстречалось стадо, вернее стадная процессия: впереди шли козел и козочка, которыми «управлял» молодой парень в черной куртке с красной окантовкой и белоснежной рубашке, за ними шло пять коров, к рогам которых были привязаны крохотные елочки с искусственными цветами и лентами. Пропуская процессию, мы остановились и наблюдали, как из-за поворота выходили все новые палево-коричневые буренушки с веточкой ели, цветами и лентами на рогах. Глухо звякали колокольчики — главная гордость владельца коров.

Все это что-то означало, но мы были настолько увлечены картиной патриархальности, что не подумали спросить о значении всего этого действа. Так мы простояли, пока процессия не скрылась за поворотом. Что меня поразило, так это отсутствие коровьих «лепешек» на асфальте. Об этом открытии я спросил Барона.

— Культурная страна, Максим, — с коротким смехом молвил он, — а если серьезно, то отлично налаженный режим — поели, поспали и… Это хорошо не только скоту, но и людям — они более свободны в своем времени.

Дорога уводила нас все выше в горы. Как при виде с идущего на посадку самолета, под нами были красночерепичные домики, нанизанные на улицы и дороги. В центре городков и деревень выделялись белые башенки-колокольни церквей с обязательным циферблатом часов.

В конце концов селения внизу стали походить на топографическую карту. Мы ехали уже часа два и решили остановиться у мостика, каменные блоки которого по мшелости и неуловимым признакам наводили на мысль об их чуть ли не древнеримском происхождении.

Барон подкатил машину к обочине, склон которой уходил далеко вниз, к ручью. В полной тишине снизу доносился шелест воды на больших и малых камнях. Мы открыли дверцы авто, сели на сидения и выставили ноги наружу. В расщелине гор была видна голубеющая долина с одинокими домиками и линией дороги возле них.

Голубое небо, много солнца и свежесть ветерка, приносящего с вершин гор запах талого снега, убаюкивали нас. Говорить не хотелось. Мы были в другом мире и каждой жилочкой ощущали те блага, которые не доступны нам: Барону — в Лондоне, а мне — в Москве.

— Знаешь, Максим, — задумчиво произнес Барон, — пару дней, прожитых среди этой красоты, — это заряд бодрости на месяцы.

— Знаю, Николас! — согласился я с ним. — Причем с возрастом все больше влечет в глушь, подальше от дорог и вообще от жилищных скоплений.

— Максим, ты тяготишься скоплением людей?

— Очень! Меня и множество людей, и множество зданий, и множество техники угнетает.

— Где ты чувствовал себя всего неудобнее?

Я помолчал и собрался с мыслями, хотя знал наверняка, что все это уже не раз «отмерено и отрезано». И я ответил:

— В Токио — в толпе людей, а в Нью-Йорке — среди бетона, среди стекла, среди железа зданий.

— А техника?

— Странно, Николас, но завод, даже металлургический, меня не тревожит.

— Это потому, Максим, что в нем ты видишь разумное начало. Как бы живой организм.

— Верно, Николас, я даже автомашину воспринимаю как сходную с живым организмом структуру. Хотя и не люблю возиться с этой структурой.

Солнце стояло где-то ближе к полудню. Мы дружно молчали. Наконец, Барон сказал, прерывая наше умиротворяющее молчание и указывая на сумку:

— Максим, сначала перекусим или переговорим о делах?